еще не раз будет обращаться к нему за помощью, особенно в кризисные периоды жизни, даже несмотря на то, что где-то в глубине души она всегда его немного боялась.
Бабушка Анна Эмори вызывала у Уоллис противоречивые чувства – с одной стороны, эта шестидесятилетняя женщина как будто собрала в себе самые строгие черты Уорфильдов, являя наивысший пример добродетели; но с другой стороны, иногда, в редкие минуты внимания к ребенку, она все же дарила нежность и теплоту, искусно скрываемые под завесой “правильных” манер.
Уоллис описала свою бабушку так: “Это была высокая худая женщина с точеным лицом, тонкими чертами, прямой осанкой, высоко поднятой головой, столь характерной для аристократов, аккуратно уложенными в тугой пучок седыми волосами… прикрытыми черной шляпкой или вуалью, украшенной тремя черными бантами. Она всегда носила темные платья, воротнички которых глухо закрывали шею, – она все еще скорбела по мужу. В течение дня она неустанно хлопотала по дому, давая прислуге то одно, то другое задание, а вечера проводила за вышивкой в кресле-качалке, на спинку которого, сколько себя помню, она ни разу не оперлась”.
Девочке было невдомек, что происходило между ее матерью и бабушкой. Да и откуда ребенку было это знать? Уоллис любила бабушку и, после того как мать решила съехать, приезжала к ней чуть ли не каждый день, пока не пошла в школу.
Как и сама Анна Эмори Уорфильд, ее дом был олицетворением аристократии. Интерьер, отвечавший исключительно викторианскому стилю, был подобран с безупречным вкусом. Не исключено, что именно тогда Уоллис и успела привыкнуть к роскоши – бархатные подушки, серебряные приборы, шелковые гардины, предметы искусства, персидские ковры, огромные книжные шкафы до потолка, плотно уставленные редкими изданиями, и прочие изыски. У каждой спальни была своя туалетная комната с ванной, множество гардеробных и всяческих кладовых и подсобных помещений. Для Элис с ребенком были выделены две отдельные комнаты на третьем этаже – для матери спальня побольше, для ребенка соответственно поменьше. Несмотря на роскошь, Элис в этом доме все казалось неудобным: ей приходилось делить ванную комнату на втором этаже с требовательной Анной Эмори, потому что на третьем этаже ванной пользовался Соломон; множество лестниц и коридоров; но основным неудобством было соседство с холостым интересным мужчиной. Верхние этажи дома занимала прислуга.
Анна Эмори посвящала много времени воспитанию Уоллис. Вечера они часто проводили вместе. Бабушка, сидя в кресле-качалке, занималась рукоделием, а Уоллис, сидя у ее ног, послушно внимала бабушкиным рассказам и нравоучениям. В библиотеке стоял большой мягкий кожаный диван, сидя на котором Уоллис очень любила ерзать.
Анна Эмори каждый раз выходила из себя, заставая Уоллис за этим занятием:
– Бессиуоллис! Как ты собираешься стать леди, если даже спину не можешь держать ровно?
И несколько минут спустя:
– Бессиуоллис! Ты можешь хотя