строго сказал Пыркин. Но Жулик не обременял себя такими проблемами. – По какой-то загадочной причине эти нелюди не выносят собачьего запаха, – пояснил Пыркин. – Почему, скажи мне?
– А кто они такие? – спросил Егор.
– Бог их знает. Неизвестное природное явление. А вернее всего – остатки людей, которые жили здесь, да все вышли.
– Куда вышли? – спросила Люська. Она так и не отпускала пальцев Егора.
Пыркин нагнулся, поднял комок земли, пропитанной водкой, размял в пальцах и понюхал.
– Что удивительно, – сказал он, – крайне удивительно... Запах остается. И вкус тоже. А насыщения организма не наблюдается.
Они стояли, не шли дальше, как будто набирались сил, чтобы продолжить путешествие.
– Здесь, – сказал Пыркин, продолжая нюхать комочек земли, – никто не умирает. Но люди постепенно изнашиваются. Говорят, что можно прожить тысячу лет. Есть тут один фараон, только его давно не видели. Так постепенно можно превратиться ни во что, но остаться молодым, что и ждет вас, мои дорогие друзья.
– А почему надо бояться нелюдей? – Люська не прислушивалась к рассуждениям.
– Они парализуют жертву электрическим зарядом, – сказал Пыркин. – А затем, по слухам, высасывают ее. Нуждаются в энергии. А так как энергия относительная, то насыщения не происходит... Ой, как выпить хочется. И захмелеть. Половину жизни отдал бы, чтобы захмелеть.
Пыркин пошел вниз. Егор с Люськой спускались следом, держась за руки. Люська все оглядывалась, словно опасалась, не догонят ли их призраки. Жулик носился кругами, иногда начинал лаять, и его лай был приятен. Это был настоящий живой собачий голос.
Они вышли на асфальтовую дорожку, которая тянулась вдоль воды, отделенная от реки ажурной чугунной загородкой. Но там, где стояла бытовка, загородки не было – оттуда можно было спуститься к воде.
Пыркин прибавил шагу, как бродячий рыцарь при виде своего замка.
Жулик сбегал к времянке, вернулся, проверил, все ли на месте, и убежал снова. Он был здесь свой и ничего не боялся.
Через две минуты они оказались на бетонной площадке. Перед ними стояла голубая бытовка, за ней скелетом щуки изгибался Метромост, который так и не успели отремонтировать.
– Эй! – крикнул Пыркин. Голос его вновь звучал уверенно. – Принимайте гостей.
Из времянки вышла грузная женщина на слоновьих ногах.
В ней было столько жира и мяса, что свекольные щеки выпирали наружу, прижимая темные глазки. Плотные, туго завитые волосы покачивались над головой, словно девственный лес Амазонки, губы были накрашены ярким красным цветом. Одета была женщина в некую бесформенную хламиду из синего бархата, но главной ее особенностью было обилие золотых украшений. Егору показалось, что она вот-вот рухнет под тяжестью золотых и жемчужных ожерелий и браслетов, а колец на ее толстых пальцах было столько, что самих пальцев не было видно – лишь их кончики с красными ногтями высовывались из золотых футляров.
Из-под платья виднелись синие шаровары, какие любят носить в домах отдыха