раз тоже довелось узнать на практике, насколько высоко ценятся домашние животные в Южном Судане – и почему одни из них ценнее других. На самолете он отправился в фельдшерский пункт в удаленном районе, где в течение дня должен был принимать пациентов, явно попал в неприятности и по рации обратился за помощью ко мне.
– Аманда, мне надо знать, сколько стоит осел.
– Что-что?
– Сколько стоит осел? Это срочно!
Я высунулась из окна проконсультироваться с сотрудниками из местных.
– Осел? Пятьдесят тысяч суданских фунтов, – ответили они.
Я сообщила цену Виктору, и он отключился, ничего не объяснив. Вскоре рация запищала вновь.
– Извини, теперь узнай, сколько стоит ученый осел.
– В каком смысле ученый?
– Неважно, просто спроси!
Я снова высунулась из окна и обратилась к команде.
– О, ученый осел? Ученый стоит семьдесят тысяч.
Виктор снова меня поблагодарил, и около часа вестей от него не поступало. Когда местные сотрудники уже собирались расходиться, он снова позвонил.
– Так что у тебя произошло? – спросила я.
– Ну, мы сбили осла, на аэродроме. Кровища кругом… местные сильно расстроились… Понимаешь, это был особенный осел.
Виктор объяснил, что таких ослов специально обучают, чтобы тянули плуг.
– Ясно, – хмыкнула я. – А что с самолетом? Пропеллер в порядке?
– Ну, так-то да, – неуверенно протянул Виктор. – Только весь в ослятине.
Находясь в зоне конфликта, важно было не поддаваться самоуспокоенности. После шести месяцев в Южном Судане мне начало казаться, что я прекрасно владею ситуацией, хотя на самом деле я оставалась там чужаком. И, как будто я сама не понимала, жизнь лишний раз напомнила мне об этом.
Лео, инженер-гидролог, покинул нас примерно на половине моего срока; этот пост занял кенийский специалист, прошедший необходимую подготовку, но его вскоре перебросили в Дарфур, где начинался новый проект, поэтому вести дальше программу по водоснабжению и ассенизации в Йироле предстояло мне одной. Это означало, что я буду отвечать еще и за бурение. Конечно, большую часть работы выполняла местная команда, а от меня требовалось только общее наблюдение, но, чтобы разобраться в процессе, я снова засела за книги, имевшиеся в офисе Красного Креста.
Как руководитель программы я, по мнению местного населения, отвечала теперь и за бурильщиков тоже. Обязанность эта меня не обременяла – точно так же мы отлично сработались с командой по пропаганде гигиены, – но, похоже, я недооценивала ее масштаб. Однажды меня удостоил визитом один из местных повстанцев, майор оппозиционной группировки. Его люди удерживали власть в Йироле, дожидаясь, пока страна официально получит независимость. Майор примелькался в городке; его фирменным знаком были пестрые, бросающиеся в глаза сандалии.
И вот этот громила явился ко мне и сообщил, что парень из команды бурильщиков переспал с его женой. По местным законам с него полагались отступные