не менее ласково согласилась я, – а я в таком случае благосклонно отвечу на то письмо нашего соседа по даче. Женечка, какой же ты у меня умный!
Он напрягся мгновенно:
– Какой еще сосед? Николаев, который водил тебя танцевать? Он писал тебе? Или тот другой, прыщавый малолеток с дурными стишатами в альбоме?
– После, Женя, – отмахнулась я в том же легком тоне, – сперва распорядимся с обедом. Негоже приглашать одного Кошкина – я думаю написать Раскатовым, они как раз задолжали нам визит. Вспомни, вы с Павлом Владимировичем так хорошо и обстоятельно обсуждали реформу образования – даже сошлись во мнениях. А Светлана мне показалась весьма интересной собеседницей. Что ты думаешь?
Ильицкий предсказуемо скривил губы:
– Я думаю, что у его сиятельства графа Раскатова не много найдется общих тем для беседы со вчерашним полицейским урядником из Пскова. При всем моем уважении к твоему Кошкину. Однако так как Кошкин для тебя, очевидно, интереснее графа, то позволь, я вместо Раскатова приглашу своего армейского товарища. К его жене как раз на днях приехала сестра из Харькова. Милейшая особа, блондинка.
Я вздернула брови:
– Ты что же решил сосватать Степана Егоровича? Чем он тебе досадил?
– Скажем так, я предпочитаю, чтобы моя жена водила дружбу с женатыми мужчинами.
Я удивилась еще более:
– Разве ж есть разница? Николаев, к примеру, женат, и, тем не менее…
– Так тебе писал все-таки Николаев?!
Я неопределенно повела плечом, снова отмахнувшись:
– После, милый, после. Я немедля напишу Степану Егоровичу, а ты не забудь пригласить своего товарища с харьковской…
Я не договорила, потому как мой взгляд упал на заголовок утренней газеты. Очевидно, Женя принес ее вместе с пирожными, но едва ли заглянул в заметку на первой странице.
– Ты и теперь станешь говорить, будто не знаком с Хаткевичами?! – я разозлилась столь сильно, что даже ударила его по плечу этой газетой.
А испугалась и того сильнее – жадно пыталась угадать Женины мысли, покуда он, хмурясь, бегал глазами по строчкам.
В заметке было сказано, что вчера, ровно в восемь пополудни, неизвестный бросил в коляску Ксении Хаткевич, молодой жены генерала, бутылку с зажигательной смесью. Она и ее горничная погибли тотчас, на месте. Неизвестный в суматохе скрылся.
Я никогда не видела прежде, чтобы Ильицкий бледнел. На челюстях его взбугрились желваки, а газета, смятая, полетела в угол:
– Останься сегодня дома, Лидия! – бросил он мне, срываясь бежать куда-то.
– Но…
– Не спорь! – он позволил себе повысить голос.
Я растерянно села, не зная, что и думать. Куда он поспешил? Что ему за дело до этого генерала и его жены? Немного придя в себя, я все-таки подняла газету, расправила смятые страницы. Перечитала заметку еще раз десять, надеясь хоть что-то понять.
Это произошло на Дворцовом мосту. Вчера в восемь. Ком в груди все нарастал, мешая уж дышать: Женя снова солгал мне. Он никуда не ездил с той дамою. Они были