были категорически против, они считали, что мне лучше поступить в техникум и овладеть рабочей профессией, чем связывать свою судьбу с работой в уголовном розыске. Но я был непреклонен. Школа милиции была для меня единственной возможностью избавиться от родительской опеки и в одночасье стать самодостаточным взрослым человеком. Совершенно самостоятельно, без всякого блата, я прошел кадровый отбор в областном УВД и был зачислен кандидатом на поступление в Омскую высшую школу милиции. Оставалось сдать выпускные экзамены в обычной школе.
На подготовку к экзаменам я бросил все силы: день и ночь сидел над учебниками, забыл, что на свете существуют портвейн «Агдам», друзья, дискотеки и шумные дни рождения. В это время я не то что Лебедеву, я вообще никого вокруг себя не видел.
«Прозрел» я только на выпускном вечере.
В тот день Лебедева была необычайно хороша. Она сама подошла ко мне, и так получилось, что мы вдвоем ускользнули из школьной столовой, где проходила вечеринка, и до самого утра гуляли по городу. Восход солнца мы встретили на берегу реки, в городском парке. Еще ночью я решил, что с первыми лучами солнца признаюсь ей в любви. Это будет так романтично: солнце восходит, я целую ее и говорю: «Лена, я люблю тебя!» Но солнце взошло, а я так и не решился раскрыть ей свои внезапно вспыхнувшие чувства.
На короткий период времени, до моего отъезда в Омск, наши отношения возобновились. Тем летом я был уверен, что люблю ее, и всегда любил, с тех самых пор, как ради нее противопоставил себя всей школе. Любила ли она меня? Не знаю. Говорила, что любит, но говорить-то ведь можно все, что угодно. В день моего отъезда Лена плакала и обещала ждать. Сцена прощания напоминала проводы в армию и оставила у меня на душе тягостное впечатление.
Но, получив в Омске первое письмо от нее, я воспрянул духом: она меня любит и все у нас будет хорошо.
Мы переписывались целый год. Вначале она писала каждую неделю, потом все реже и реже. Постепенно из ее писем исчезли упоминания о нашей любви. Но я не отчаивался. Мне казалось, что если я ее люблю, то стоит нам встретиться, и наши чувства вспыхнут с новой силой. Потом, через год или через два, я осознал, что на первом курсе был влюблен не в Лену Лебедеву, а в некую выдуманную мной абстрактную девушку, наделенную всеми добродетелями на свете.
После окончания первого курса я приехал домой на каникулы, встретил Лебедеву и остался у нее до утра. Это была самая счастливая ночь в моей жизни: я впервые познал женщину и был на седьмом небе от переполнявших меня чувств. Лена отнеслась к нашей близости более чем спокойно.
Наутро она, в халате, накинутом на голое тело, стояла у трельяжа в прихожей, расчесывала волосы. Я сидел рядом на детском стульчике, зашнуровывал туфли.
– Андрей, скажи, это было у тебя в первый раз? – спросила она.
Я промолчал, не зная, что ответить.
– Ничего, потом научишься, – сказав фразу, унизительнее которой невозможно придумать, она даже не обернулась и не посмотрела, какое впечатление на меня произвело ее мимоходом оброненное признание