Ушла перекатом в сторону, развернулась, потянула плеть на себя. Зеленая молния натянулась, ужалила в латные сапоги. Обернулась, хлестнула выше, уже по ногам, сжигая и плавя все под доспехами. Десантник упал. Замер на полушаге, качнулся и рухнул – тяжело, наполнив зал гулом и скрежетом мнущейся стали.
Крик – по ушам. Женский, тонкий, захлебывающийся. Хлестнул, задрожал и утих – вмиг, оборванный сухим стуком очереди. И тут же, вдруг тишина – ватная, глухая до боли. Руки дрожали. Эмми смотрела все вниз – истово, не отрываясь. Мысли стучали в виски – гулко, как молотком в бочку.
«Целый десантник, о черт. Непобедимый, мать его так. Зачем я полезла, дура? Могла же уйти…»
Тишина лопнула, разорвалась кличем на десять штурмовых глоток.
– Омм брамимонда
«Ага, и скрываться потом в коридорах всю жизнь. Нет уж»
Абим встряхнулся, закидывая автомат на плечо, смерил ее взглядом, пробормотал:
– А шеф был прав. Воистину брамимонда.
В переводе с туземного – смерть. А ведь, теперь, после невозможного – да. Ручная смерть господина Жана Клода Дювалье, доктора медицины… Абим поклонился, штурмовики вытянулись, отдали честь.
– Теперь все. Пошли, давай выбираться отсюда.
Коротко бросил Абим. Протянул руку. Эмми поежилась – чуть. Вспомнилось поле и мамонт. И смешные котята на варежках. Ну уж нет.
Эмми сделала вид, что не заметила. Шагнула к лежащему на земле телу, наклонилась, вывернула нож из мертвой руки. Десантный, прямой клинок, у зазубрин на обухе надпись – непонятная глазу вязь и смешная, большеглазая рожа. Сорвала и ножны – пусть будет трофей. «Только надпись потом свою выбъю». Демонстративно пристроила на пояс, повернулась, кивнула Абиму – теперь, мол, можно, пошли. Тот улыбнулся – явно понял намек. Кольнуло бедро – нож не свой, болтался в лямках, коля бок крестовиной.
***
А выбраться с космопрота оказалось до смешного легко. Опять вниз, коридорами технических этажей и наверх, в служебные залы управления порта. В подвале их окликнул какой-то техник, оглянулся, повел их за собой, по лестнице. Эмми схватилась было обратно за плеть, но разом повеселевший после коридоров Абим жестом остановил ее. Все, мол, в порядке, сестра. Потом был чей-то обшарпанный кабинет, долгий и малопонятный разговор, пачка крестовых лаков на столе и маленький пассажирский экраноплан, отваливший в море от служебного, скрытого от лишних глаз пирса. Волна шипела, разбивалась о гранитный причал, ветер нес пену в лицо, трепал и бился об полы куртки.
– А войти мы так не могли? – шепнула Эмми под нос. Раздражённо – усталость крутила, отдаваясь звоном в висках и мелкой дрожью в коленях, – обязательно было покатушки на мамонтах устраивать?
– Конечно, нет. Это же не вход, выход… – ответил Абим. Потом пояснил – свернув зубами, смахнул влагу с лица. Качающийся на волне экраноплан привел его в веселое