генерал Непокойчицкий не смог сдержать своих эмоций.
– Извините, Владимир Алексеевич, однако я с вами не могу согласиться. Меттерних мне не интересен! Я хочу сказать о другом. Да, наш государь в отличие от Александра, царство ему небесное, не любитель философии. Да, ему нравятся инженеры. И это при нем мы начали строить мосты, дороги, крепости! Государство на одной философии не продержится! Да, Сперанский был масон, однако он был и первый составитель светских и военных законов, собранных им со времен Петра Великого в одно единое издание, что позволило государю внушить обществу и всей России уверенность в том, что мы живем по законам, и Россия управляется на их основании!
Речь генерала Непокойчицкого была настолько взволнованной, что князь Меньшиков, не желая, чтобы разговор перешел в ссору, поспешил успокоить и генерала Непокойчицкого и адмирала Корнилова. Да и нечаянно оброненные слова о Сперанском тоже могли быть истолкованы по-разному.
– Вы, мои друзья, совершенно правы, как один, так и другой! Приходят новые времена, возникают новые идеи, а значит и носители этих идей. Что касается нашего государя, то он делает все, что в его силах для процветания России. А пока же у нас одна забота – добиться успеха в переговорах с турками и постараться обеспечить России мир, а православной вере благоденствие.
Вскоре после этого разговора вице-адмирал Корнилов и генерал Непокойчицкий, пожелав князю Меньшикову спокойной ночи, ушли по своим каютам.
…Утром в кают-компании за завтраком князь Меньшиков стал невольным свидетелем разговора двух чиновников из министерства иностранных дел, которые, как ему доложили, были направлены в русское посольство для оказания помощи послу графу Озерову.
Один из них, тучный в накрахмаленном жабо и с лорнетом, который ему, скорее всего, был без надобности, негромко, но с возмущением, говорил своему собеседнику:
– …Этот самодовольный карлик, если не мытьем, так катаньем втянет нас в войну с Европой! Граф Титов перед моим отъездом из столицы сообщил по секрету, что это он посоветовал государю, в случае неудачи нашей миссии, ввести русские войска в Дунайские княжества и тем самым вынудить турок пойти на уступки.
Собеседник тучного господина, полная противоположность ему по внешнему виду – он был худой, высокий, одет во фрак по английскому покрою, равнодушно ответил:
– А что же вы хотели? Граф Нессельроде всегда проповедовал легитимизм, который даже в Европе многим не по душе, – и, снизив голос до шепота, продолжил: – Однако государь поддерживал его даже там, где это было не в наших интересах.
Князь Меньшиков хотел было вмешаться в разговор, в котором по сути дела вместе с графом Нессельроде осуждался и государь, однако сановники прекратили его сами. И хотя Меньшиков не придал особого значения этому разговору, на душе у него остался неприятный осадок.
…В константинопольском порту князя