свою короткую речь выдержкой из индонезийского уголовного кодекса – за это дело у них дают десять лет тюрьмы. Юнга был приговорен к сидению на корабле. Больше на сушу ему спускаться не разрешили. Он очень испугался и был тише воды и ниже травы. Черепашьи яйца пришлось съесть. Юнга наковырял штук триста. Они уже были сварены, и выбрасывать их при нашем скудном рационе – просто грех. Блюдо мне очень понравилось. Белка совсем немного, он жидкий, как соленая водичка. Желток огромный, очень желтый. Похож на куриный, но гораздо нежнее, будто желтки сварили вкрутую и перетерли их со сливочным маслом.
Утром следующего дня во время обхода я обнаружил следы, ведущие к воде. Малыши стали вылупляться. Мы приготовились снимать массовый исход. И вот наконец песок зашевелился: очаровательные маленькие танки поползли к воде. Я в умилении наблюдал за шествием.
Вдруг из прибрежных мангров[13] вывалился индюк и стал жрать черепашат. Точнее, ему удалось проглотить только одного, остальные просто были крупнее и не лезли в клюв. Он шел по пляжу как фашист, цепляя и подбрасывая в воздух черепашат-малышей. Этому нужно было положить конец, и я относительно быстро поймал злодея футболкой. Вскоре весь пляж шевелился, как травелатор в аэропорту. Тысячи черепашек появлялись из-под земли и исчезали в ласковом прибое. А мы сняли все, что планировали, и собрались в обратный путь.
Того индюка я отдал в качестве выкупа папуасам. Кускуса больше не видел. Но думаю, что он по мне скучает. За двадцать дней кускус преодолел огромные расстояния, вырвался из лап каннибалов, плавал по морю-океану и обрел новый дом на острове, где всякая охота запрещена. Его жизнь была обменена на жизнь индюка-фашиста. Я обдумывал все это на обратном пути, когда чистил карабин перед сдачей в оружейную комнату аэропорта Сурабайя. Поташ и щелочь разъедали ранки от кускусовых зубов. Я облизал ладони и вытер руки об штаны.
Я решил, что когда-нибудь напишу повесть «Судьба-индейка». Но был молод, и писать книги было некогда. Теперь это время пришло.
МУЖЧИНА ВСЕГДА ОТВЕЧАЕТ ЗА ТЕХ, КТО ЕГО ЛЮБИТ
Глава 7
О человеке, который хотел умереть
В аэропорту Сурабайя было тихо и очень уютно. Полы застелены коврами с длинным ворсом. Окон нет. Просто соломенная крыша на столбах, подбитая снизу ротанговыми циновками. Под сводчатыми потолками лениво крутятся огромные, как в советских столовых на юге, промышленные вентиляторы. С одной стороны джунгли, с другой – взлетная полоса. Мы сидели на рюкзаках и пили пиво «Гиннес».
Коллеги в шортах, я в штанах, но в майке-алкоголичке. Страна мусульманская, линии внутренние. Голое тело оскорбляет местное население. Мы это знаем, но в зале пусто. А мы молодые и наглые. Да, и пиво тоже нельзя…
До рейса было два часа. Мы прекрасно проводили время. И тут появилась она. Маленькая, наверное, девочка, двенадцати или тринадцати лет. А может, сухая старушка. Одета вся в черную плотную ткань. На голове хиджаб, полностью закрывающий