Алый снег Обервальда. Фёдор Быханов

Особенно, пожми руку «крестнику».

      Последовал соответствующий комментарий Елеева:

      – Пострадавшему и излеченному в горах – Геннадию.

      Только Калуга его остановил:

      – Привет сопровождается вопросом, мол, как там у него рука?

      Куксин засмущался так, что россыпь конопушек стала почти не заметной на общем фоне покрасневшего лица.

      – Хорошо ли зажила конечность Гены? Что нового сочинил Витя? Не сильно ли строжится над вами Банников? – продолжал вслух читать получатель письма, раскланиваясь с каждым, про кого шла речь.

      Благо, что обо всех, пусть понемногу, но было сказано. Однако, относительную краткость сего эпистолярного послания, полностью компенсировал номер телефона, указанный в виде дополнения к обратному адресу.

      Как оказалось, совсем не зря учили Сергея быстро и точно запоминать цифры в лесной спецшколе, о чем, правда, никто в компании даже не подозревал. И этот номер, вместе с адресом, запали в память Калуги навсегда.

      Потому и не стал он перечить Куксину, самоуправно забравшему себе послание от Гамаевой и клятвенно пообещавшему ответить за всех.

      – Про меня в письме – больше всего! – заявил Геннадий. – И я не виноват, что Наташа знала только, где искать Серегу.

      Калуга промолчал, но не остался без помощи самозваного адвоката.

      – Так, брат и становятся, неизвестно почему, секретными «почтовыми ящиками» для амурной переписки, – задумчиво поднял налитый стакан Витька Елеев. – Было бы что, непременно выпил бы сразу по двум поводам.

      Он обвёл всех своим взглядом, явно, таящим множество бесенят:

      – За Наташу!

      И словно потакая Банникову, продолжил:

      – За приближение зимы!

      Возражать ему никто не стал, потому Елеев, в заключение тоста, лукаво произнес, надеясь вызвать хотя бы какую-то реакцию окружавших: