стола.
Сооружение было, почти полностью, заставлено банками гуаши, бронзовки, да еще несколькими емкостями с пучками кистей и перьев. Они, словно стадо колючих дикобразов, топорщили свое добро во все стороны из нескольких разнокалиберных стаканов и даже алюминиевой походной кружки.
С наведения, хотя бы, элементарного порядка в этом художественном хаосе, Сергею и нужно было начинать.
Уже после, убрав всё, не нужное ему для предстоящей работы, на пол, с помощью молотка и мелких сапожных гвоздиков самодеятельный художник-оформитель растянул на фанере ленту.
Снял крышку с банки, шибанувшей в нос, терпким запахом бронзовой краски. Выбрал нужную кисть. Умакнул ее, чтобы лучше набиралась краски, в банку с «бронзовкой». И лишь потом развернул, скомканный в кармане, листок бумаги с нужным «траурным» текстом.
Тем временем, новоявленная приемщица туристического проката, развернув свою деятельность за широкой спиной Сергея, больше похохатывала в окружении клиентов, чем делала порученную ей работу.
– Да и вообще в работе не всегда отличалась аккуратностью, – к месту попенял на нее Калуга, готовясь писать золотом по чёрному крепу.
Вот и, записывая, сказанное ей директором по телефону, Любовь Георгиевна, видно, не очень-то церемонилась с чистописанием. Так что не сразу, а лишь после внимательного разбора причудливых, что называется «курица писала лапой», карандашных каракулей, дошел до Сергея подлинный смысл всего написанного текста.
Но и его хватило на то, чтобы вновь возродить к активности в его душе давешнего «зверька» дурного предчувствия.
– «Генералу Никифорову от скорбящих друзей», – вслух еще раз перечитал самодеятельный художник.
Ведь, какую угодно, наверное, фамилию мог ожидать он, но только не эту. Все же не так много времени прошло с тех злополучных событий, как в последний раз он видел в полном здравии этого «доброго друга» московских инструкторов альпинистской, туристской и горнолыжной подготовки.
…Было то на Кавказе – в аэропорту Минеральных Вод. Откуда, с поличным арестованного Никифорова, совсем не с почетом по-генеральски, а наоборот – как обычного уголовника – в наручниках и под конвоем выводили на летное поле к машине, следовавшей на вертолетную площадку, чтобы доставить, оттуда в столичный следственный изолятор.
– Долетел сюда он, видать, благополучно, коли, только через целый месяц венок понадобился, – присвистнул от удивления Калуга.
И тут же погасил, вспыхнувшую, было, в душе тревогу:
– Ответил, мол, за все!
Хотя покойником вполне мог бы быть и другой генерал с этой, весьма распространенной фамилией.
– Вот, только, вряд ли бы того стали выносить из постпредства Горской Республики, – сам себе возразил на это объяснение Сергей.
Ведь именно в правительстве этого государственного образования, до своего ареста Никифоров исполнял обязанности вице-премьера, курировавшего деятельность силовых