движенья. Он же внимательно оглядывает воду, изучая ее сантиметр за сантиметром, настораживаясь при малейшем движении. А уж я позабочусь, чтобы эти необъяснимые движенья возникали то там, то здесь, и непонятно чем вызванная рябь пробегала в воде у его ног. Я могла бы сказать, что чую его страх за версту, но лукавить не буду: на таком расстоянии от воды мне сложно угадать его чувства. Влажный воздух доносит до меня лишь еле слышные отголоски его напряжения, но я упиваюсь даже ими.
Мужчина достает сигарету и курит. Я заставляю лягушек истошно квакать. После нескольких жадных затяжек он бросает сигарету в траву. Я приказываю лягушкам молчать. Он проводит рукой по волосам. Я посылаю на берег легкий ветерок, который леденит ему шею. Он подходит чуть ближе к воде, внимательно всматриваясь в течение. Я сжимаю кулаки и река перестает течь. Да, я могу и это, правда, днем и в новолунье – всего лишь на несколько секунд. Но ему этого, кажется, достаточно.
– Ладно, – вдруг говорит он, – и хриплый, решительный звук его голоса мрачно разносится над рекой. – Хватит. Я знаю, что ты где-то здесь. Выходи!
До чего же это опрометчиво с его стороны – считать, что от его воли здесь что-то зависит! Это еще глупее, чем тащить домой засохшую русалку, чтобы покрыть ее лаком и украсить любимый комод в тещином гарнитуре. Я разжимаю кулаки, и река продолжает свой путь. Я тихонько дую на деревья, которые отзываются легким шелестом трепетных листьев. Я ныряю вглубь и проплываю в нескольких метрах от берега, выгнув спину и разметав волосы, которые струятся за мной, как тонкие подвижные змейки. Я проплываю достаточно близко, чтобы он мог меня заметить, но все же недостаточно медленно, чтобы мог рассмотреть. Кажется, он ойкает и даже хватается за сердце. И волна ужаса – на этот раз совершенно ясного, первосортного ужаса, стремительно опускается в реку. Он боится и тем не менее, его мучительно тянет в воду. Охота началась, и теперь мне остается только ждать, когда желание войти в реку окрепнет настолько, что пересилит даже страх. А ждать я умею. За кувшинками я всплываю на поверхность и расслабляю каждую мышцую тела. Я довольна собой и наверняка мои глаза горят так, что их можно было бы издалека заметить в темноте. Жаль, что никто их не видит… Больше всего в охоте я люблю именно этот первый азарт, который накрывает тебя с головой, и ты понимаешь, что после такого начала ошибиться уже просто невозможно. И в то же время, замирая от удовольствия на поверхности воды, я не могу избавиться от еще одного ощущения, которое по силе ничуть не уступает первому: что когда несколько дней назад этот мужчина увидел меня в воде и заговорил со мной, то растревожил нечто такое, что не зависит уже ни от него, ни даже от меня.
Он сидит на берегу до тех пор, пока снова не начинается дождь. Крупные капли падают ему на лицо, и он поднимается на ноги.
– Ладно, – все так же хрипло говорит он, – если не хочешь меня видеть, не надо. Но все-таки не стоит целый день сидеть в холодной воде. Слышишь?
Разумеется,