ма старости – не стояние
Альберт Чемоданов
Автор теории Биоцентризма
Впервые предательскую слабость я почувствовал в 60 лет.
Любовницей у меня была немолодая женщина и в постели я был уже не тот.
А между тем желания мои не угасли.
Я с горечью думал об этом, совершая дежурный променад по тихим аллеям сада Тюильри.
Я любил этот старинный парк с его милыми зелеными лугами и античными скульптурами в стиле архитектурных композиций Лувра.
Раньше здесь гулял весь парижский бомонд, а теперь все больше иностранные туристы
Любуясь декоративными газонами парка, я увидел девушку замечательной красоты: нежное личико, русые волосы, стройные ноги и высокая грудь.
Я был поражен ее внешностью, у меня заныло в паху и эротические сцены закружились в моем воспаленном воображении.
Однако рассчитывать на интерес со стороны этой красотки явно не приходилось. Для меня она была недостижима, как мираж в аравийской пустыне.
Мне стало обидно за свои седины и в сердцах я произнес фразу, которая отражала мое упадническое настроение:
«Я бы продал душу дьяволу, чтобы побыть с годик молодым и сильным»
Почему я этого хотел?
Потому что в молодости, будучи сильным и страстным парнем я упустил кучу шансов насладиться женскими ласками отчасти по своей природной робости, но больше из-за отсутствия опыта.
Да, я любил, страдал, предавался греховной страсти, но все это по-мальчишески робко, неуклюже и вперемешку с бешеной мастурбацией.
Это сейчас я могу заговорить любую женщину, окружить ее вниманием, осыпать водопадом тончайших комплиментов, умело пробуждая в ней чувственность.
Но от моей выдающейся чувственности остался пшик, за который я не дал бы сегодня и пару китайских юаней.
Не то, что я вовсе не могу завести женщину так, чтобы она зазвенела как струна в руках гениального музыканта. Нет, слава Богу, за счёт опыта и знания женской психологии я вполне способен еще привести ее к ярчайшему оргазму и может быть даже не к одному.
Однако, интерес к сексу, юношеский пыл и олимпийскую выносливость, присущую мне в юные годы я теряю стремительно и в этом трагедия моего возраста.
Я не ханжа, не утонченный развратник и не сторонник строгих нравов.
Я по-прежнему заглядываюсь на молодых, красивых женщин и частенько посещаю своих подружек постарше, но они меня, увы, не возбуждают.
Дорвавшись до молодой трепетной любовницы, я могу часами смотреть на ее гениталии, восторгаясь дивным творением природы, но ведь не моей художественной оценки ждет от меня молодая красивая пассия.
Ей нужен не заумный эстет, а могучий неутомимый член.
Мои желания продолжали бушевать во мне, но незыблемая твердость фаллоса осталась в прошлом.
Я тяготился обязательствами по отношению к немолодой любовнице, понимая, что Обязан и Должен, но любой предлог, позволяющий отсрочить интимную близость, воспринимался мной как благо и шанс поправить ситуацию, укрепить свое тело особым питанием и спортом в надежде вернуть утраченную мужскую силу.
Впрочем, никто ведь от меня этого и не требовал: к достоинствам моей подружки Люси я бы отнес и то обстоятельство, что она любила меня без всякой связи с моей мужской состоятельностью, так что я вполне мог примириться с процессами собственного увядания.
Но я не желал принимать милостей от женщины точно так же, как великий Мичурин не ждал их от природы.
Почему я вспомнил русского селекционера?
Потому что мой подход к прелестному полу был весьма близок к его знаменитому тезису – «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача»
Я не ждал от женщин понимания моих возрастных трудностей и считал себя ущемленным, если мне не удавалось раз в сутки одарить ее своим мужским вниманием.
Возвращаться домой мне не хотелось, опять надо лгать женщине, что тебе нынче нездоровится – прозрачный намек на то, что сегодня на жаркую ночь она может не рассчитывать.
Погода быстро менялась, холодный ветер щипал мне нос и уши.
Я зашёл в неаполитанское кафе согреться и поразмыслить над дефиницией Шопенгауэра: «Оптимизм, как порочный стиль мышления»
Я выбрал столик и подозвал официанта.
Подошел гарсон русского происхождения. Это был здоровенный лысый мужчина с потертым фраком и несвежим полотенцем, перекинутым через левую руку.
С похвальной скоростью русский принес мне маслины, пиво и пиццу под сицилийским флагом.
«Мерси» – сказал я, и приступил было к пиву, как вдруг услышал голос человека, подсевшего, напротив, со стаканом апельсинового сока:
– Еда –