шизофренией, а Епанчин утверждает, что профессор контра и пора уже его кончать.
Но вернемся к моему новому хозяйству:
Еще раз не без удовольствия я глянул на содержимое своих штанов и залюбовался: «Красавец бля!» вырвалось у меня, а скорее у Епанчина, потому что как француз я воспитан и имею светские манеры в то время как реинкарнационный двойник мой большой мастер русского мата, переливы которого нередко доводится слушать профессору Лежье.
Я был взволнован и возбужден: дяденька в цилиндре явно знал, что он делает.
Это был момент истины, праздник души тела и радужных надежд.
Теперь, дамы и господа, по закону жанра следовало завязать зажигательную интрижку с доступной парижанкой.
Я упивался своим новым состоянием, от избытка счастья я был готов расцеловать потертый цилиндр графа Валлийского.
«О, Их Сиятельство благородный человек, он совершил чудо, он перевернул грузовик моей судьбы»
Я приосанился и кончиком мизинца провел по ниточке изящных черных усиков а ля Дон Сезар де Базан.
Когда я покидал кафе ко мне подошел русский гарсон и восхищенно произнес:
«О, майн гот, эс ист колосаль!»
Я бросил ему на чай еще пару юаней и он поблагодарил меня уже по-русски: – Премного благодарен, Вашескородие!
Затем склонив лысый череп в мою сторону, прошептал приватным тоном:
– Будьте осторожны, товарищ, господин Шульман чрезвычайно опасная личность.
– Это вы про графа?
– В 1918 г. в Екатеринбурге он командовал расстрелом императорской семьи. «Еще один бедолага, – подумал я, – из пациентов профессора Лежье»
Мне показалось, что где-то я уже видел этого парня, но задумываться на эту тему, не было времени: желание встречи с женщиной всецело занимало мои мысли.
Кровь бурлила в моих жилах, я распалялся от каждого случайного прикосновения женщин. Мне хотелось немедленно испробовать «Агрегат» в действии.
Я оглянулся, вокруг, словно ястреб, высматривая добычу, но стоящую кокотку следовало искать не здесь, а на Елисейских полях и увеселительных заведениях Монпарнаса
Я направился на автостоянку, она стояла на том же месте, но выглядела как-то иначе. Своего автомобиля здесь я тоже не обнаружил, зато понял, с чем связаны эти перемены. Незнакомец сдержал слово – я был отброшен лет на сорок в прошлое, когда у меня не было ни денег, ни дома, ни машины, зато был прекрасный волнующий член под брюками и желание покорить Париж, этот вертеп разврата и безумных страстей.
Теперь я мог предаться великому траху и любовным авантюрам, которых мне так не хватало в моей молодости.
Мой дом стоял на проспекте Георга пятого.
Грузный швейцар в белых чулках и позолоченной ливрее не узнал меня:
– Чего изволите, сударь, – спросил он сонно, как умеют спрашивать одни лишь лакеи.
– Господин Жан дома? – сказал я.
– Еще не вернулись, – отвечал лакей.
Я