у кого глазки все время бегают? – Она погрозила пальчиком. – Книжки и приборы столовые у друзей таскаем?
Жених обиженно надулся. Татьяна переключилась на Ольгиных родителей. Им, она знала точно, есть что скрывать. Несчастные! Так и умрут не покаявшись. Она чувствовала за спиной крылья ангела, призванного отпускать грехи.
Ольгиного отца она убеждала: пришло время сказать, что номенклатурный паек вы в течение многих лет делили между семьей и своей секретаршей-любовницей. Ольгиной маме заявила: не надо расстраиваться, вспомните, как вы подсыпали мужу в кисель бром, чтобы унять его сексуальную энергию.
Татьяна хотела еще сказать об Ольге (в лифчик вату подкладывала), о Лене (зайцем в транспорте ездила) и о себе не забыть – поведать о тайной денежной заначке. Но подруги подхватили ее под локти и уволокли в ванную.
Несколько раз наведывались – слышали шум воды за дверью и, наивные, думали, что Таня там вытрезвитель устроила. А она рвалась послужить обществу. И нашла себя на поприще грязного белья. Все перестирала и прополоскала.
Когда она с тазиком явилась в комнату, хозяевам трудно было сохранить спокойствие. Мол, у нас так принято: приходит дама в дорогущем платье, в золоте и бриллиантах, стирает их рваные портки, а потом, растрепанная, со смазанным макияжем, пристает с вопросами: куда вешать будем?
Жажда деятельности еще долго не отпускала Татьяну. У нее забирали пылесос – я вам быстренько здесь почищу, и снимали ее со стола – хрустальную люстру раствором с добавлением аммиака протирать нужно.
От смеха Борис согнулся пополам и упал головой на руль.
– Эй, следи за дорогой! – напомнила ему Татьяна.
– Следю, – продолжая смеяться, выпрямился Борис.
Он подумал о том, что только очень самодостаточная женщина может рассказывать подобные истории о себе. Ее уверенность проистекает либо из несокрушимого обожания покровителя, либо из полнейшего равнодушия к себе. С этакими ямочками ниже спины – и равнодушие! Значит, первое, могущественный покровитель-любовник. А чему удивляться? Все правильно и естественно. Такие женщины не каждый день встречаются. И прятать их от чужих глаз – тактика грамотная.
Татьяна с удивлением наблюдала перемену в настроении Бориса: хохотал, а потом вдруг насупился, скулы напряглись, усмехается. Это все ее пошлые россказни. Нет, даже грамма, даже из пипетки спиртного ей нельзя пить. Одичала в деревне, разговор нормальный поддержать не может. Разоткровенничалась – фу, неловко как.
Подстелив Нюрочкино одеяло в пододеяльнике – задницу не отморозить, – Стеша и Клава уселись наблюдать завершение пожара.
Клава периодически бубнила: «в-в-в, ж-ж-ж, а-а-а…» Подруга ее понимала без слов, потому что думали они об одном и том же.
– Вот так живешь, небо коптишь, – говорила Стеша, – а потом красный петух клюнет – и нету ничего. Какого лешего ломались? Хоть с сумой по людям иди. А с другой стороны посмотреть, так они еще малым отделались. Дом цел, Федька – мужик рукастый, отстроятся.