при особом искусстве этого рода может представлять более или менее удачный суррогат свободной речи и вызывать иллюзию свободного течения мыслей и чувства.
По существу все-таки остается правильным наше положение, что дело идет о двух совершенно различных явлениях с различною структурою, с различным характером и назначением.
Поэтому стенографическая или иная точная копия свободного «громкого мышления» обыкновенно совершенно негодна для печати, а глава рукописи или книги – обыкновенно негодный предмет для лекции, и даже трудно с успехом выдать громкое произнесение ее за свободное «громкое мышление».
Этим я, конечно, отнюдь не умаляю значения и ценности ни того, ни другого и считал бы даже странным и неуместным рассуждение о том, что́ лучше, в частности лучше ли быть (например, студенту) слушателем свободной речи или читателем книги. Странно было бы рассуждать о том, что́ лучше – сапоги или шапка, и доказывать, что сапоги отличаются такими-то несомненными преимуществами пред шапкою. Поскольку дело идет о покрытии головы, то, несмотря на все преимущества сапог, их бо́льшую прочность и всякие другие заслуги, все-таки шапка лучше, и обратно; и самые решительные приверженцы идеи о многочисленных превосходствах шапок по сравнению с сапогами не стали бы спорить, что, несмотря на все несомненные, с их точки зрения (им, например, больше нравится мягкость, легкость и т. д., чем прочность и другие свойства сапог), преимущества шапок, все-таки уж лучше обуваться сапогами, нежели шапками.
Я только в качестве склонного в некоторому «педантизму ученого», да к тому же юриста, внес бы в это рассуждение пред подписью в знак согласия одну оговорку.
Мыслимы и бывают такие сапоги или такие шапки, что лучше ни того, ни другого не надевать: например, бумажная шутовская шапка или гнилая и издающая неприятный запах шапка тоже именуется шапкой, но подчас предпочтительнее остаться с непокрытой головой, чем пользоваться такими шапками.
Если мне интересно и желательно познакомиться с мыслительным процессом данного лица, например гениального философа или знаменитого ученого специалиста, и этот виртуоз мысли великодушно снисходит до удовлетворения такого моего желания, предлагая мне слушать его свободные, только «громкие» размышления по разным важным и серьезным проблемам, то я, естественно, брошу всякие, хотя бы и превосходные и даже написанные еще более гениальными людьми, учебники и буду с радостью его слушать, удивляясь разве его великодушию, его готовности посвятить меня в свою гениальную умственную лабораторию, раскрыть предо мною тайны своего удивительного мышления. Слушание его я бы с величайшею радостью предпочел даже чтению им же самим написанного учебника (обыкновенно такой альтернативы вовсе нет, потому что учебник доступен всякому), ибо я понимаю, что мое желание, т. е. желание непосредственно ознакомиться с ходом, процессом и приемами мышления этого гениального человека или хотя бы просто выдающегося