бы нам и свою газету иметь, – не раз говорил Пётр своим приближённым. – От газеты и купцу, и боярину, и горожанину – всем польза.
И вот Пётр как-то исчез из дворца. Не появлялся до самого вечера, и многие уже подумали, не случилось ли с царём чего дурного.
А Пётр был на Печатном дворе, вместе с печатным мастером Фёдором Поликарповым отбирал материалы к первому номеру русской газеты.
Поликарпов, высокий, худой, как жердь, с очками на самом конце носа, стоит перед царём навытяжку, словно солдат, читает:
– Государь, с Урала, из Верхотурска, сообщают, что тамошними мастерами отлито немало пушек.
– Пиши, – говорит Пётр, – пусть все знают, что потеря под Нарвой есть ничто по сравнению с тем, что желаючи можно сделать.
– А ещё, государь, сообщают, – продолжал Поликарпов, – что в Москве отлито из колокольного чугуна четыреста пушек.
– И это пиши, – говорит Пётр, – пусть знают, что Пётр снимал колокола не зря.
– А с Невьянского завода, от Никиты Демидова, пишут, – читает Поликарпов, – что заводские мужики бунт учинили, убежали в леса и теперь боярам и купцам от них житья нет.
– А сие не пиши, – говорит Пётр. – Распорядись лучше послать солдат да за такие дела мужикам всыпать.
– А из Казани, государь, пишут, – продолжает Поликарпов, – что нашли там немало нефти и медной руды.
– А сие пиши, – говорит Пётр, – пусть знают, что на Руси богатств край непочатый, не считаны те богатства, не меряны.
Сидит Пётр, слушает. Потом берёт бумаги. На том, что печатать, ставит красный крест, ненужное откладывает в сторону.
А Поликарпов докладывает всё новое и новое. И о том, что индийский царь послал московскому царю слона, и что в Москве за месяц родилось триста восемьдесят шесть человек мужского и женского пола, и многое другое.
– А ещё, – говорит Пётр, – напиши, Фёдор, про школы, да здо́рово – так, чтобы все прок от этого дела видели.
Через несколько дней газету напечатали. Назвали её «Ведомости». Газета получилась маленькая, шрифт мелкий, читать трудно, полей нет, бумага серая. Газета так себе. Но Пётр доволен: первая! Схватил «Ведомости», побежал во дворец. Кого ни встретит, газету показывает.
– Смотри, – говорит, – своя, российская, первая!
Встретил Пётр и графа Головина. А Головин слыл знающим человеком, бывал за границей, знал языки чужие.
Посмотрел Головин на газету, скривил рот и говорит:
– Ну и газета, государь! Вот я был в немецком городе Гамбурге, вот там газета так газета!
Радость с лица Петра как рукой сняло. Помрачнел, насупился.
– Эх ты! – проговорил. – Не тем местом, граф, мыслишь. А ещё Головин! А ещё граф! Нашёл чем удивить – в немецком городе Гамбурге. Сам знаю: лучше, да чужое. Чай, и у них не сразу всё хорошо было. Дай срок. Радуйся малому, тогда и большое придёт.
Глава вторая. За славу российскую
Лодки идут по суше
Русские подошли к Но́тебургу осенью. Крепость эта, по русски называемая Орешек, стоит на Ореховом острове.
Задули