Объявились родственники, слава те, Господи!»
Следующие десять минут она простояла у двери, пытаясь (хотя бы приблизительно) уловить нить разговора, – тщетно. Монотонный шум воды свел на нет все попытки проникновения в Карлушину тайну, но и в нем при желании можно было найти положительную сторону.
Солнечную сторону.
На солнечной стороне расположен вполне себе живописный водопад, а у его подножия – маленькое озерцо с кувшинками, водяными лилиями и цветущими лотосами. Но и это еще не вся красота, не главная красота! Главная красота заключена в дереве, что растет у самой воды: том самом генеалогическом древе рассеянного по свету семейства Гейнзе. До сих пор оно было скрыто от внутреннего взора Елизаветы, но теперь вдруг предстало во всей своей мощи: необъятный ствол, крепкие нижние ветви и подпирающие облака верхние. Дерево цвело и плодоносило одновременно – и этот ботанический нонсенс не вызывал у Елизаветы никакого протеста. Как не вызывали протеста гроздья бриллиантов, парикмахеров и чистильщиков аквариумов, свисающие с ветвей. Как не вызывали протеста прогулочные яхты, личные самолеты, не менее личные вертолеты и дорогие автомобили – они курсировали по стволу, не сталкиваясь и не мешая друг другу.
«Не исключено, что замок Дракулы, форт Байярд и часть португальской Коимбры тоже принадлежат нам», – решила про себя Елизавета и тут же получила ощутимый удар по лбу – это Карлуша настежь распахнул дверь их королевской (3 на 1,5 метра) ванной комнаты.
– Подслушивала? – вяло поинтересовался он у дочери.
– Пыталась. Но все равно ни черта не услышала. Кто звонил-то?
– Никто.
– Никто?
– Не важно кто, – нехотя уточнил Карлуша. – Я еще не рассказывал тебе, что в детстве был членом гитлерюгенда?
Ну вот, приплыли. Еще и гитлерюгенд!..
– Нет, про гитлерюгенд ты и словом не обмолвился. Гитлерюгенд – это впечатляет. А что, звонили из организационного комитета? Приглашают на встречу ветеранов движения, проходящую подпольно, в третьей стране? В Аргентине, да?..
– Неужели ты не понимаешь, блюмхен, что над такими вещами шутить нельзя?..
Выцветшие от долгой жизни глаза Карлуши подернулись слезами раскаяния, и это должно было означать: он сожалеет. О преступлениях против человечности, к которым, в силу национальной принадлежности, был опосредованно причастен. О своих роковых заблуждениях и ложно понятых ценностях. Маленький потешный немец – один из миллионов маленьких потешных немцев: из них готовили приправленное расовой теорией пушечное мясо, а они, бедняжки, и знать ничего не знали, ведать не ведали. За старческими слезами Карлуши стояла трагедия целого народа, она никого не могла оставить равнодушным.
Никого, кроме Елизаветы, уж она-то хорошо изучила своего разлюбезного папульку, своего фатера. Все это – театральщина, цыганочка с выходом, Шекспир в провинциальном исполнении. Ясно как божий день: Карлуша придумал