хоть малейшее недовольство существующим положением вещей означало бы расстроить Карлушу, а это повлечет за собой скачок давления, бешеную тахикардию, приступ ревмокардита с одышкой и повышением температуры – ведь Карлуша все-таки не мальчик.
– …А что, у твоих подруг проблемы с отцами?
– Не то чтобы проблемы… Просто отсутствие взаимопонимания.
– Но ведь у нас все по-другому?
– У нас – совет да любовь, полное проникновение друг в друга и сердца наши бьются в унисон.
Произнеся это, Елизавета заключила отца в объятия и крепко расцеловала в обе щеки. Карлуша ответил ей прочувствованным поцелуем в лоб, что тоже соответствовало раз и навсегда заведенному ритуалу. А после поцелуя непременно должен последовать беглый экзамен по немецкому.
– Теперь скажи, как на языке твоих предков будет звучать выражение «в унисон».
– Einstimmig, – бодро ответила Елизавета.
– Все верно, блюмхен. Ты меня очень радуешь.
– А ты меня. Нашу любимую, да?
– Конечно.
– А потом ты расскажешь мне про этот ужасный гитлерюгенд.
– Возможно… Возможно, что и расскажу.
– И про человека, который звонил тебе.
– Не знаю…
В последовавшем затем «Полете шмеля» Карлуша два раза сбился с такта – это было непостижимо, невероятно и только укрепило Елизавету в мысли: им с отцом угрожает какая-то опасность. Ощущение совсем новое и жутко неприятное, ничего общего не имеющее с ее обычными, всегда расслабленными и благостными ощущениями и мечтами. Как вести себя перед лицом надвигающейся беды, Елизавета не знала, но на всякий случай усилила рацион питания, включив в него большое количество зелени, мясных полуфабрикатов и рыбных блюд. Елизавета стала еще более ласковой с Карлушей и терпеливо, до самого конца выслушивала его пьяные ночные бредни (раньше она тихо линяла в свою комнату, едва лишь они начинались). Лейтмотив нынешних бредней сводился к одному: Карлуша не позволит отнять его блюмхен, кто бы на него ни покушался!
– А кто-то покушается? – каждый раз интересовалась Елизавета.
– Есть такие люди. Омерзительные, гнусные. Люди без сердца, без чести и совести. Но нас ведь никто не разлучит, правда?
– Конечно, правда. Идем спать.
Спать Карлуша не соглашался, снова и снова приникая к аккордеону: мелодии, выпархивающие из-под его рук, носили все больше минорный характер, а когда он перешел на Шопена, Елизавета не выдержала.
– Кого хороним? – спросила она.
– Счастливую безмятежную жизнь, какой она была до сих пор.
– С чего бы это?
– Завтра! – Карлуша поднял дрожащий указательный палец. – Завтра мы с тобой посетим одно заведение. Один ресторан.
– Зачем нам ресторан? Только деньги палить. Если хочешь, я приготовлю что-нибудь вкусненькое, и мы прекрасно посидим дома.
– Ты не понимаешь… Не понимаешь… – Карлуша схватился за голову. – Мы пойдем в этот чертов ресторан. И, надеюсь, вернемся домой вместе. И больше ни о чем