опять взялся за колокольчик.
– Иван Степанович, – рыдала девушка, – пощадите!
– Дай мне клятву, что ты согласишься выйти за меня замуж! Клянись перестать мне сопротивляться!
– Не могу. Не могу. Пощадите!
– Поздно просить пощады! Теперь старик сам просить меня будет скорее повенчаться с тобой! Ты опозорила его седую голову! Вся застава завтра будет это знать! На тебя пальцами начнут показывать! Ворота дегтем вымажут!
– О, не говорите, не говорите, – ломала Ганя руки, ползая на коленах за Куликовым.
– Последний раз спрашиваю? Клянешься?
Ганя отвечала глухими рыданиями.
– Говори! – и Куликов взял в руки звонок.
– Клянусь.
– Клянись памятью матери!
– Клянусь…
– Ты помни! Если ты вздумаешь нарушить клятву, я сейчас же расскажу о твоем визите отцу. А чтобы ты не думала, что никто не видел тебя, я прикажу слуге провести тебя, и ты не смей закрываться вуалью.
Куликов позвонил. Явился буфетчик.
– Проводи, – сказал он, – девицу Петухову. Она приходила ко мне, как к своему жениху. Недельки через две наша свадьба. Правда, Ганя?
– Правда, – тихо произнесла девушка.
– Ну, прощай, дай я тебя поцелую.
Он подошел к девушке и поцеловал ее в губы. Ганя не сопротивлялась, но он почувствовал, как она вздрогнула всем телом.
12
Борьба
Сказать все мужу, или…
Елена Никитишна погрузилась в раздумья, и на лице ее появились морщинки. За эти несколько дней после загадочного разговора с Куликовым она осунулась, как бы постарела, похудела и сделалась еще более сумрачной. Она страдала и томилась не столько от страха, сколько от воскресших воспоминаний и проснувшейся совести. Темное прошлое, успевшее покрыться пеленой забвения и стушеваться всепоглощающим временем, вдруг восстало в памяти, как будто это было вчера или третьего дня. Призраки исчезнувшего мужа, умершего любовника, какого-то таинственного Макарки-душегуба стояли у нее перед глазами. Она видела перед собой дом в Саратове, где они жили, беседку в саду, где Сериков предложил ей избавиться от нелюбимого мужа; крутой берег Волги, где под старой березой была приготовлена заблаговременно могила для живого, здорового человека. Правда, во всем этом она не принимала ни малейшего участия, но… но разве не в ее власти было спасти мужа, предупредив его о сговоре?! А подложное письмо из Петербурга, которое она показывала всем, как полученное будто бы от мужа?
Она сама перестала верить в убийство мужа после крушения корабля. Почему же он во все время до отъезда не написал ей ни слова? И когда же это бывало, чтобы он отправился в Америку, не дав ей даже знать об этом?!
– Нет! Несомненно, они убили его тогда! Но… Но откуда же Куликов знает ее мужа? Что именно он знает?! А вдруг… вдруг он знает больше, чем она?! О, Господи!
Елену Никитишну бросало то в жар, то в холод. Она не находила себе места.
– Как поступить? Пойти к Куликову… Нет, ни за что! Сказать все мужу!..