понимал: здесь те же правила, что и у коллекционеров живописи. Не можешь сам оценить картину – не слушай, что о ней говорят, не ведись на пустые разговоры, доверяй только проверенным консультантам. Художественный вкус – совсем как музыкальный слух: или ты с легкостью попадаешь в ноты, ведешь мелодию без фальши, или ты напрягаешься, пытаешься не сорваться с узкого карниза музыкальной темы, но в какой-то момент даешь-таки петуха. А то и вовсе не слышишь, что и как звучит, глух к прекрасному, точно дубовый чурбан. Он не был глух, но и не был уверен в себе, он хотел бы доверять Аде, но не мог.
Марк боялся, что сделает выбор лишь под влиянием чувств. Ада понравилась ему. Не будет ли в сделке доли надежды на то, что они продолжат общение? Так нельзя вести дела, он это знал. Поэтому колебался.
Ада думала о том, что в характере этого мужчины, внешне так похожего на Ашера Гильяно, нет ничего, что напоминало бы о том, другом… Ашер всегда молниеносно принимал решения, он не сомневался, не ныл, жаждая повернуть время вспять. Он никогда не жалел о своих решениях.
Ей даже расхотелось продавать, хотя азарт всегда владел ею в такие минуты. Ада лишь чувствовала, что провела двенадцать часов на ногах, лицо устало от бесконечных улыбок. В голове гудели арабские и английские фразы, копошились вперемешку, как пчелы в улье, между ними шныряли мысли на русском, хоть она уже приучала себя думать по-английски, а на арабском иногда даже видела сны. Аде хотелось домой. В свою квартиру, где новая горничная навела стерильный порядок. Есть бутылка вина. Она укроется пледом и уснет на диване под гул кондиционера.
Марк заметил ее отрешенность, потерю интереса, запаниковал, утратил всякую осторожность и слишком быстро согласился с предложенной ценой. Когда все документы получили хвостатые подписи и лиловые печати, был решен вопрос с доставкой драгоценностей в отель и хранением, откупорена бутылка шампанского по случаю завершения сделки (для иностранных клиентов в «Аль-Хашми» держали алкоголь), Марк робко предложил:
– Поужинаете со мной?
Он был уверен, что ему откажут. Но Ада улыбнулась, вложив в лучезарную вспышку остатки сил после долгого рабочего дня:
– Почему бы и нет?
Марк повел ее в итальянский ресторан. Ада читала меню на итальянском и улыбалась названиям блюд, как старым знакомым: ригатони, букатини, лингвини, феттучини, реджинетти… Крики птиц, которые прощаются с тобой… Марк точно прочел ее мысли:
– Просто макароны. Хотя итальянцы убили бы меня за такие слова. Мой родной отец – итальянец. – И сам себя оборвал: – Он бы и убил. – И немного натянуто рассмеялся. У Ады дрожь прошла по спине. Марк Вайнер смеялся таким же хриплым, «лающим» смехом, как Ашер Гильяно.
– Вы общаетесь с отцом?
– Этот синьор не жаловал детей – ни своих, ни чужих. Мы ни разу не разговаривали, хотя он бывал в нашем доме.
– Чем он занимается?
– Инвестициями.
– Вы носите его фамилию?
– Нет, его звали Гильяно. Ашер Гильяно.
И только тут Ада сообразила, что Марк говорит об отце