из прагматичных критериев. Этот же, с позволения сказать, поклонник, не отвечал ни одному из них. И я сама не понимала, какого черта теряла с ним время. Впрочем, почему «теряла»? Я просто обедала, а оплативший мой обед Роман заслужил хотя бы того, чтобы я терпела какое-то время его присутствие и краем уха слушала, что он мне говорит. Тем более, было принято твердое решение в конце решительно ему отказать.
Но в любом случае сто́ит дождаться конца обеда. Вдруг ему удастся меня еще чем-нибудь удивить? Однако удивлялки на сегодня закончились. Дальнейшее происходило типичном для него стиле и было предсказуемо до тошноты. Роман не только не торопился сказать то, ради чего, видимо, затевался весь обед, но и, казалось, всячески оттягивал начало объяснения, словно боялся его. Впрочем, наверняка так оно и было. Солодовников пытался вести непринужденную беседу, но получалось у него так плохо, натужно и неуклюже, что, право, лучше бы он молчал. Мне было скучно, и спасала только еда, которая, к счастью, в этом кафе была очень даже неплохой. Роман же был ощутимо напряжен, и напряжение это с каждой минутой только росло.
Дело дошло до чая. Я отхлебнула из чашки, и мне показалось, что вкус у напитка немного необычный. Ароматизатора, что ли, добавили? Вообще-то, в этом заведении такое не практиковалось. Правда, второй глоток не подтвердил первичных ощущений. Показалось, наверное. Только Роман, пока я пила, смотрел на меня так странно… Меня даже посетила заведомо бредовая мысль, что он добавил в напиток яда или приворотного зелья и теперь ждет эффекта. Очень в этом сомневаюсь, потому что и то, и другое было поступком. Низким, подлым, но поступком, а Роман производил на меня впечатление человека, в принципе не способного совершить что-нибудь, выходящее за рамки его мелкого, серого, насквозь отформатированного мирка. Так что ничего в этом чае не было, равно как и в самом Романе.
Между тем, обед подходил к концу, а он так ничего и не сказал. Точнее, наговорил-то этот ничтожный тип выше крыши, но все его слова были пустыми и незначащими, словно куча мусора. Или, если быть к нему, все же, снисходительной, их можно сравнить с кучей опавших сухих листьев. Я уж начала прикидывать, как бы мне самой вывести разговор к нужной теме – то есть высказать моему собеседнику свое категорическое нежелание больше тратить на него время. Роман же, как мне казалось, все больше нервничал, и в глазах его периодически вспыхивало недоумение, как будто не происходило того, что должно было произойти обязательно. Такая ситуация уже начинала понемногу тревожить и меня, ибо внушала подозрение, что в параноидальных мыслях насчет яда или зелья в чае есть рациональное зерно.
Когда смятение моего сотрапезника стало проявляться еще более явно, я уже не выдержала:
– Роман, что с тобой?
– А? Да ничего, я в порядке. Просто… Видишь ли, Лена, я… Как же тебе сказать…
– Не надо, – перебила я его. – Не затрудняйся с формулировками. Я и так знаю, что ты хочешь мне сказать. Но это не имеет никакого значения.
– Почему?
– Я