немедленно перевести дочку в другую школу, ту, что за пустырем, но тут вылезла очередная неприятность – вернувшись домой с дежурства, он застал Катю в ужасном состоянии: грязная, взлохмаченная, она сидела на табурете в коридоре и, держа в руках весеннее пальто с наполовину оторванными воротником и рукавом, горько плакала.
Через полчаса Миша стоял в кабинете директора школы, а Катя – за дверью.
– Или вы приводите сюда Зубенко с дочерью, или я сейчас иду в милицию и пишу заявление, – спокойным, ледяным тоном произнес Миша, скользя по директрисе взглядом, которому его научил отец-полковник.
Директриса молча вышла из кабинета и вернулась с Зубенко и Матильдой.
– Принесите пальто вашей дочери, – потребовал Миша у Майи Максимовны.
– Что вы себе позволяете? Что вы тут раскомандовались? Я сейчас милицию позову! – заверещала Зубенко.
Верещание остановила директриса, процедив сквозь зубы:
– Делайте, что вам велено.
Принесли.
– Катюша, иди сюда, – сказал, выглянув в приемную, Миша.
Катя вошла, держа в руках свое рваное и грязное пальто.
– Это она порвала? – Миша указал на Матильду.
Катя кивнула.
– Катюша, надень пальто и пусть ваша дочь тоже наденет, – сказал он, повернувшись к Зубенко.
Снова верещание, которое снова останавливает директриса. Матильда надела пальто.
– Катюша, оторви воротник и рукав.
И Катя оторвала, хотя ей и пришлось изрядно попыхтеть.
После обеда Миша забрал уже готовые документы и на следующий день отвел дочку в школу за пустырем.
Все наладилось. Вернее, в школе у Кати наладилось, но не дома, потому что однажды Катя вернулась из школы, а папы нет. Она побежала на стоянку, где ей сказали, что его «скорая» забрала. Катя позвонила маме и помчалась в больницу. Дежурная медсестра выслушала, пробежала глазами список больных и сказала:
– Бойко Михаил Львович в отделении политравмы. У тебя халат есть?
– Нет.
– А сменная обувь?
– Нет.
Дежурная скривилась, помолчала.
– А деньги у тебя есть?
– Есть, на обратную дорогу.
– Давай за халат пятьдесят копеек.
– А как же я домой доберусь?
– Это не мое дело.
Катя порылась в карманах пальто, насчитала сорок пять копеек. Дежурная сгребла монеты в ладонь и показала пальцем на раздевалку:
– Халат там возьмешь. Галя! – заорала она.
– Чего? – из окошка раздевалки высунулась очкастая Галя.
– Дай ей халат, – и ткнула пальцем в Катю.
Ни возле папы, неподвижного, все еще без сознания, ни возвращаясь домой, ни дома Катерина не смогла осознать случившееся, и в ее голове все время, как заигранная пластинка, вертелись слова, совсем недавно сказанные папой с непостижимой горечью: «Когда-то я был главой семьи, а теперь мама меня на работу не провожает». Не смогла она это осознать