мама объявила:
– Я везу отца в Петербург. Витя прав, мы не сможем обеспечить ему надлежащий уход, а там хороший реабилитационный центр.
– Мама, что ты такое говоришь?! – воскликнула Катя.
– А что я должна говорить, а? Как ты себе мыслишь жить с… с получеловеком?
– Он не получеловек, он все понимает, давай заберем его домой, дома ему станет лучше, я знаю…
– Что ты знаешь? Ты что, в состоянии ухаживать за ним?
– Да, в состоянии, – довольно резко ответила Катя. – Я была с ним все это время! – Кровь прилила к ее лицу, и она стиснула зубы, чтобы не высказать еще кучу неприятных слов.
Мама всплеснула руками и села на диван.
– Нет, вы послушайте ее – она будет ухаживать за мужиком! – Глядя на Катю, мама негодующе трясла головой. – Ты себе представляешь, что он сам ничего не может? Он помочиться сам не может!
– Я знаю!
– Его надо кормить из ложечки перетертой пищей.
– Я кормлю!
– Да замолчи ты! – воскликнул Витя.
Повисла тишина, которую нарушила мама:
– Он хуже, чем грудной ребенок. – Она снова всплеснула руками и снова затрясла головой. – Она будет за ним ухаживать… Господи!.. – и ее взгляд замер.
Замер ненадолго – через полминуты мама посмотрела на часы, поднялась на ноги и одернула кофту.
– Мне надо сделать несколько звонков, – сказала она и пошла в коридор, к телефону.
Сидя в комнате, Катя слышала, о чем она говорила, и узнала, что у папы, оказывается, есть российский паспорт, и это хорошо, потому что с украинским паспортом его не приняли бы в ленинградский реабилитационный центр для военнослужащих, а из здешнего госпиталя его хотят выписать из-за гражданства. Правда это или нет, Катя не знала и, давясь слезами, слушала, как мама разговаривает сначала с Иваном Андреевичем, потом с другими людьми, начальниками и полковниками. Даже одному генералу звонила.
– Да, товарищ генерал… Есть, товарищ генерал…
Через неделю приехал посыльный от Ивана Андреевича и привез билеты в Санкт-Петербург, четыре штуки, на все купе. Купе номер два, близко к входу в вагон. Мама плакала.
В желудке заурчало. Катя открыла глаза и сразу зажмурилась – комнату заливало щедрое майское солнце. Гоша, до этого тише воды, ниже травы, подал голос:
– Гоша, дай водичку, на водичку…
Катя почесала щеку и села – ей было жарко. Она не заметила, как уснула, закутавшись в шинель. Часы, висящие над Гошиной клеткой, показывали начало двенадцатого. Катя повесила шинель в шкаф, принесла Гоше водички, и тут зазвонил телефон. Это была мама.
– Я так и знала, что ты дома! – воскликнула она. – Ты что, девка, не понимаешь, что у тебя сейчас важное время, а?
Катя не ответила.
– Алло!
– Я тебя слушаю.
– А чего не отвечаешь?
– Да, ты права, у меня важное время, – бесцветным голосом произнесла Катя.
– Ты что, издеваешься?
– Нет.