остриженном так же, как и у Ханней. Завтра они смажут кожу маслом сисли и заплетут оставшиеся волосы в воинские косички. Завтра они наденут традиционную одежду джа’акари и будут биться за честь на глазах у первой воительницы. Ну а сегодня…
– Сегодня мы – женщины. – Странно было произносить эти слова, горькие, как красная соль, сладкие, как вино из джинберрийских ягод. – Сегодня мы – воины! Джа’акари! – Ханней засмеялась, убрала руку и вдруг так резко хватила Сулейму по лицу раскрытой ладонью, что у той заплясали звезды в глазах.
– Джа’акари! – Сулейма нанесла ей ответный удар, достаточно тяжелый, и Ханней выплюнула тонкую струйку крови.
Девушки обменялись широкими ухмылками. Сегодня они в последний раз могли позволить кому-нибудь себя ударить и не отплатить за это смертью.
– Пойдем, сестренка, нужно поскорее добраться до угощения, пока не расхватали всю еду. – Ханней протянула ей руку.
Сулейма приняла ее, и они переплели пальцы.
– К Йошу еду. Чего мне сейчас по-настоящему не хватает, так это…
– Меда!
Последнее слово они выкрикнули в унисон, после чего вприпрыжку помчались к кострам. Впереди их ждала целая жизнь.
Сагаани.
Красота в юности.
2
Сегодня не худший день, чтобы умереть. Но он вполне хорош, чтобы жить.
Ани любила Зееру, но та никогда не отвечала ей взаимностью.
Песок проникал в нее с каждым вдохом, с каждой пригоршней еды, с каждым глотком воды. Казалось, он просачивался в нее сквозь кожу.
После стольких лет в ней, несомненно, осталось больше песка, чем женственности. Но сколько бы собственной крови она ни проливала в эти пески, пустыня не признавала ее своей. Ани продолжала оставаться темной чужестранкой, затерявшейся в золотом песке под золотыми небесами.
Она появилась на свет в кочевье племени дзеерани, одного из многочисленных кланов, странствовавших по Великому Соляному Пути. В лучшие времена – если, конечно предположить, что у обездоленных Ифталлана могли быть и такие – д’зееранимов знали все, от крайнего юга в Мин Йаарифе до северного Атуалона и далеких, почти мифических восточных земель императора-деймона.
Хоть и названная братом матери «красавицей», Ани никогда бы не смогла затронуть струны души какого-нибудь короля, да, пожалуй, и за кошелек толстяка-торговца солью ей не удалось бы зацепиться. Чтобы не кормить напрасно очередной рот, отец продал ее пустынным варварам за два мешка соли, красной и синей. Честная цена за простушку. У Ани почти не сохранилось воспоминаний о народе своего отца, разве что о красивых расписных повозках и тянувшей их большущей геллы с тупыми рогами, о запахе и вкусе рыбы из горных ручьев и о криках матери в тот день, когда забрали ее дочь. Ани давала обещания звездам – выбирая каждую ночь новую, – что когда-нибудь она отыщет мать и они снова станут жить вместе.
Юная Ани уже давно пересчитала все звезды. У верховной наставницы племени истазы Ани не было времени на пустые мечтания.
И