щеке скатилась слезинка. Прежде чем мать успела стереть ее, Джиан поймал каплю кончиком пальца и поднес ее к губам. Потом он обнял мать – с таким жаром, как будто все еще был ребенком и никак не мог с ней расстаться.
Она долго стояла, прижавшись к сыну – ее тонкие руки продолжали удивлять его своей силой, – а потом коротко рассмеялась и оттолкнула его от себя.
– Ай! Только взгляни на меня, во что я превратилась! Придется все начинать заново. – Мать пригладила ладонями седеющие пряди и вытерла лицо.
При виде ее храброй улыбки сердце Джиана болезненно сжалось.
– Я не брошу тебя одну.
– А я бы ни за что тебя и не отпустила. Но мир сплетен из ветра и бурлящих волн, мой сын, и ни ты, ни я не в силах его изменить. Твое предназначение – это Запретный Город, точно так же, как мое – море, и я бы не поменяла в тебе ничего, даже этого качества. Я горжусь тем, что я – твоя мать.
Джиан слышал, что в других землях потомки деев могли сами выбирать жизненный путь и пользовались теми же правами, что и полноценные люди. Поговаривали даже, что в Атуалоне люди могли сами распоряжаться собой, а не зависеть от императора. Иногда Джиан мечтал о том, чтобы король драконов сжег Синдан дотла и выпустил бы всех его обитателей на волю. Мечтал о том, чтобы когда-нибудь отправиться на юг и послушать длинные тягучие песни золотых песков или поехать на запад к Морю Всех Начал и увидеть, как солнце садится за крепость из драконьего стекла Атукос.
По правде говоря, то, что король-дракон пощадит его шкуру, было так же невероятно, как и то, что император удостоит его своей милости. Дейчены рождались для того, чтобы убивать и умирать, вот и все. Если им давали шанс отправиться в далекие страны, то уж точно не затем, чтобы любоваться красивыми закатами.
– Неужели ты гордишься тем, что я… проклят?
– Проклят! – фыркнула в ответ мать. – Все это – деревенские пересуды. Самое время забыть о них. Как может быть проклят тот, на кого снизошло благословение? Неужели король тоже проклят? Уж точно не больше, чем ты.
– А мой… отец? Хоть теперь-то ты мне о нем расскажешь? – Джиан отвел взгляд, не желая видеть, как ранили мать его слова.
Она убрала непослушные пряди с его лица и, склонившись, прижалась губами к его лбу, как делала всегда, когда он мальчишкой попадал в неприятности.
– Не могу.
Произнесенные ею слова вонзились ему в сердце обсидиановым лезвием. Джиан отвернулся от матери.
– Ты отказываешь мне в этом даже в такой день, как сегодня.
– Мне не дано отрастить крылья и взлететь. Не дано подчинять своей воле ветер и волны и менять лунные циклы. Точно так же я не могу говорить с тобой об отце.
– Хианг сказал мне, что я был… что ты была… – Джиан подавился собственными словами. – Что я был зачат насильником.
И это было самое мягкое слово из тех, какими Хианг описывал его отца. Джиана называли потомком деев, родившимся из семени деймона, ребенком несчастливой звезды, который с рожденья