из казённой роскоши девятого этажа в свой скромный кабинет, Донцов паче чаянья застал там Кондакова – насквозь вымокшего и злого, как схимник, которому в Великий пост подсунули скоромную пищу.
Мало того, что нынешняя работа никак не соответствовала характеру следственного эксперимента, для которого требовались ясный летний день, неограниченная видимость и абсолютно сухая мостовая, так и тюремное начальство подвело: вместо фигурирующего в деле подследственного прислало его однофамильца.
Едва коллеги успели обменяться первыми репликами, как в кабинет заглянул Цимбаларь, всё это время мучившийся от любопытства.
– Ну, рассказывай, зачем тебя шеф вызывал, – без долгих околичностей поинтересовался он. – Неужели на новую должность примеряют?
(Слух о грядущих кадровых рокировках давно циркулировал в кулуарах отдела, и прогнозируемое знатоками выдвижение Донцова вполне соответствовало шкурным интересам Цимбаларя – тогда он смог бы претендовать на освободившуюся должность старшего следователя).
– Увы, Саша, вынужден тебя разочаровать, – ответил Донцов. – Начальник интересовался исключительно нашим финансовым положением. Как, спрашивал, идёт расходование средств, выделенных на оперативные нужды. Сколько денег истрачено и на какие конкретно мероприятия. Сколько осталось. Не намечается ли экономия.
– Ну и что ты ему сказал? – насторожился Цимбаларь, не всегда отличавший дружеский розыгрыш от суровой правды.
– Слукавил, естественно. Взял грех на душу. Всё, говорю, в полном ажуре. Казённых средств истрачена малая толика, и на каждый рубль имеется соответствующим образом оформленный документ. Экономия ожидается, но не очень большая. Так примерно в пределах десяти процентов.
– И он поверил? – Надежда всё ещё теплилась в душе Цимбаларя.
– По крайней мере сделал соответствующий вид. Похвалил и даже пообещал внедрить наш передовой опыт в работу других служб. Для изучения и обобщения этого опыта завтра к нам наведается начальник финчасти. Так что готовьтесь к ревизии.
– Врёшь, наверное, – неуверенно произнёс Цимбаларь. – На понт берёшь.
– Зачем мне это? Мог бы поклясться, да не могу. Нечем клясться. В бога не верю, детей у меня нет, партбилета тоже, здоровья тем более. Офицерской честью клясться не имею права, поскольку у жандармов и иже с ними таковой не предполагается.
– Что же делать? – Цимбаларь вопросительно глянул на Кондакова. – Посоветуйте, Петр Фомич.
– Я здесь ни при чём, – поспешно отмежевался Кондаков. – Ты за эти деньги расписывался, тебе и отвечать.
– Но ведь водку мы пили вместе! – голос Цимбаларя трагически зазвенел.
– Откуда я мог знать, на какие деньги ты эту водку покупал, – возразил Кондаков. – Может, ты их в лоторею выиграл.
– Но я ведь деньги из служебного сейфа в вашем присутствии брал!
– А вот этого не надо. Это не довод. Когда кто-нибудь в сейф лезет, я, между прочим, глаза закрываю. Из соображений конспирации.