военачальник присел на скамью рядом со мной. – Итак, почему вы здесь, среди ив, и совсем одна?
На глаза у меня опять навернулись слезы. Я опозорила богов.
– Что? Какой-нибудь юноша разбил ваше сердце? – допытывался он. – Хотите, я прогоню его прочь ради вас?
Несмотря ни на что, я рассмеялась.
– Юноши не интересуют меня, – сказала я.
Мы немного посидели молча.
– И все-таки почему вы плачете?
– Я солгала, – прошептала я.
Военачальник окинул меня внимательным взором, и уголки его губ дрогнули в улыбке:
– И только-то?
– Для вас это может быть пустяк, но для меня это значит очень много. Я еще никогда не лгала.
– Никогда? Даже про разбитую тарелку или найденное чужое ожерелье?
– Нет. Во всяком случае, с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы понимать законы Маат.
Нахтмин ничего не сказал, и я подумала, что кажусь ему сущим ребенком, ему, человеку, видевшему войну и кровопролитие.
– Не обращайте на меня внимания, – пролепетала я.
– Это невозможно, – серьезно ответил он. – Вы дорожите правдой. И солгали только сейчас.
Я ничего не ответила.
– Все будет хорошо, я сохраню вашу тайну.
Я вскочила на ноги, изрядно рассердившись:
– Мне не следовало говорить вам ничего подобного!
– Вы полагаете, что, солгав, потеряли мое уважение? – Он ласково рассмеялся. – Да весь двор Египта только на лжи и держится. Вы сами увидите это в Мемфисе.
– В таком случае я лучше закрою глаза, – совсем уж по-детски упрямо заявила я.
– И вам же будет хуже. Лучше держать их широко открытыми, госпожа. От этого зависит жизнь вашего отца.
– Откуда вы знаете, от чего зависит жизнь моего отца?
– Ну если уж вы не сумеете сохранить холодную голову на плечах, то кому еще это удастся? Вашей красавице-сестре? Фараону Аменхотепу Младшему? Они будут слишком заняты строительством гробниц и храмов, – ответил Нахтмин. Он на мгновение задумался и добавил: – Быть может, они даже распустят жречество, чтобы прибрать к рукам золото, которым оно владеет.
Должно быть, я выглядела потрясенной до глубины души, потому что военачальник поинтересовался:
– Неужели вы полагаете, что ваша семья – единственная, которая видит все это? От молодого фараона разбегается все его окружение. Если жрецы Амона падут, та же судьба ждет и прочих состоятельных мужей, – произнес он пророчески.
– Моя сестра не имеет к этому никакого отношения, – твердо заявила я и зашагала обратно ко дворцу. Мне не понравилось, что он счел мою семью вовлеченной в планы Аменхотепа. Но он последовал за мною, не отставая ни на шаг.
– Я оскорбил вас, госпожа?
– Да, оскорбили.
– Прошу прощения. В будущем я буду осторожнее. В конце концов, вы станете одной из самых опасных женщин при дворе.
Я замерла на месте как вкопанная.
– Вы будете посвящены в тайны, за владение которыми жрецы и визири платят шпионам очень приличные