его успокоить.
Меня тронула неоправданная уверенность суперинтенданта в моей способности влиять на поведение моего бельгийского друга, и потому, войдя в кабинет Бьюиса, я сел и принялся сочувственно кивать, когда он дал волю негодованию. Мне почти сразу стала понятна суть проблемы. Пуаро считал, что сын Роланда-Веревки Мак-Кроддена совершил убийство, а кроме того, заявил, что способен доказать его вину. Суперинтенданту это совсем не понравилось, потому что он приятельствовал с Роландом-Веревкой и хотел, чтобы я убедил Пуаро отказаться от своих слов.
Не обращая внимания на громкие и весьма разнообразные слова отвращения и возмущения, наполнявшие кабинет суперинтенданта, я занимался тем, что обдумывал ответ. Следовало ли мне сказать: «В моем разговоре с Пуаро на данную тему нет никакого смысла; если он уверен в своей правоте, то не станет меня слушать»? Нет, такое заявление прозвучало бы вызывающе и выставило бы меня слабаком. Кроме того, сам Пуаро хотел срочно со мной поговорить, предположительно, именно об этом деле, вот почему я пообещал суперинтенданту убедить моего друга прислушаться к доводам здравого смысла.
Я думал, что от Пуаро узнаю, почему он считает сына Роланда-Веревки убийцей в то время, когда никто более так не думает, и передам его соображения суперинтенданту. Этот план выглядел вполне реальным, и я не видел смысла усложнять дело, указывая на то, что «он сын друга моего друга», что не являлось доказательством невиновности или эффективной защитой.
Натаниэль Бьюис был спокойным, уравновешенным и разумным человеком, за исключением тех моментов, когда его что-то сильно расстраивало. В эти редкие мгновения он не понимал, что его эмоциональные реакции не позволяют ему трезво смотреть на вещи. А из-за того, что, как правило, его решения отличались исключительным здравомыслием, он считал, что так бывает всегда, а потому имел обыкновение делать абсурдные заявления, которые, будь он в своем обычном состоянии, сам бы назвал идиотическими. Когда он приходил в себя после подобных эпизодов, суперинтендант никогда не упоминал про ситуации, в коих выдавал серии смехотворных заявлений и указаний, и, насколько мне известно, никто другой о них также не говорил. Естественно, я тоже. Хотя это и звучит странно, я не уверен, что обычному суперинтенданту известно о существовании своего безумного двойника, изредка занимающего его место.
Я кивал с самым рассудительным видом, пока этот двойник рычал и напыщенно разглагольствовал, расхаживая по небольшому кабинету и периодически поправляя сползавшие на нос очки.
– Сын Роли убийца? Абсурд! Сын Роланда Мак-Кроддена! Будь ты сыном такого человека, Кетчпул, ты бы стал совершать убийства ради развлечения? Конечно, нет! Только глупец способен на подобное! К тому же Барнабас Панди умер в результате несчастного случая – мне предоставили официальное расследование о его смерти, и там черным по белому написано: несчастный случай! Мужчина утонул в собственной ванне. Ему было девяносто четыре года. И вот что я намерен у тебя спросить… Девяносто