только давно, – заявил Бьюис. – И работал в шахте где-то на северо-востоке.
– Вот как, – только и сказал я, понимая, что способность босса воспринимать происходящее вернется к нему быстрее, если я буду говорить как можно меньше.
– Но это к делу не относится, Кетчпул. Нам следует беспокоиться о бедняге Роли. Джон во всем винит отца. Пуаро должен немедленно написать Роли и ползать перед ним на коленях, чтобы получить прощение. Он выдвинул чудовищное обвинение и самым возмутительным образом оклеветал невинного человека! Пожалуйста, позаботься, чтобы Пуаро все исправил, Кетчпул.
– Я постараюсь, сэр.
– Хорошо.
– Вы не могли бы сообщить мне подробности дела, сэр? Быть может, Роланд-Веревка упоминал, почему Пуаро пришла в голову мысль, что…
– Дьявольщина, откуда я могу знать «почему», Кетчпул? Должно быть, Пуаро потерял рассудок, – другого объяснения у меня нет. Ты можешь сам прочитать его письмо, если хочешь!
– У вас оно есть?
– Джон разорвал его на кусочки и отправил Роли вместе с обвинениями в его адрес. Роли склеил кусочки и передал мне. Я не знаю, почему Джон считает, что за письмом стоит отец. Роланд играет по правилам. Так было всегда. И его сыну, вне всякого сомнения, следовало бы это знать. Если бы Роли захотел сказать что-то сыну, он сделал бы это сам.
– И все же я бы хотел взглянуть на письмо, если можно, сэр.
Бьюис подошел к письменному столу, выдвинул один из ящиков, с гримасой на лице достал оттуда оскорбительное письмо и протянул мне.
– Полнейшая чушь! – сказал он на случай, если у меня остались хоть какие-то сомнения по данному вопросу. – Злобная чепуха!
«Но Пуаро никогда не отличался злобным нравом», – едва не сказал я, но вовремя прикусил язык.
Я прочитал письмо, которое оказалось коротким: всего один абзац. Тем не менее оно могло быть и вдвое короче, чтобы передать мысль автора. В невнятной и безыскусной манере письмо обвиняло Джона Мак-Кроддена в убийстве Барнабаса Панди, а кроме того, там говорилось, что существует улика, подтверждающая это, и если Мак-Кродден немедленно не признается, она отправится в полицию.
Мой взгляд остановился на подписи в конце письма, выведенной наклонными буквами: «Эркюль Пуаро».
Я попытался вспомнить подпись моего друга, но, к своему величайшему сожалению, не сумел, несмотря на то что видел ее один или два раза. Возможно, тот, кто отправил письмо, и постарался скопировать почерк Пуаро, однако ему не удалось воспроизвести его образ мыслей – Пуаро никогда не написал бы такого.
Ибо, если бы он считал, что Мак-Кродден убил этого Панди, а потом сумел убедить всех, что тот умер в результате несчастного случая, он бы отправился к Мак-Кроддену в сопровождении полиции и не стал посылать письма, предоставив ему тем самым шанс сбежать или покончить с собой до того, как Эркюль Пуаро посмотрит ему в глаза и выложит перед ним последовательность совершенных им ошибок, которые и привели к разоблачению. И эта отвратительная вкрадчивая манера… Нет, это невозможно.