Все всполошились, – кивает Джозеф. – Вот уж не подумал бы, что такое могло случиться. Ты была на похоронах?
Грэйси кивает.
– Не только в этом дело. Они, Джозеф, не думают, что он просто умер… они думают, его убили.
Джозеф потрясен. Он чуть не прирос к месту. Мысль о том, что мистера Веринджера могли убить, еще невероятнее, чем о его смерти.
– Кто тебе сказал?
Она кивает на белый с серым каньон:
– Мистер Первый, конечно.
Он мрачнеет.
– По-моему, ты только раз в месяц видишь мистера Первого?
– Сама к нему хожу – да, но иногда он ко мне приходит.
– И он побывал у тебя вчера ночью?
Грэйси неохотно кивает.
– В твоей спальне? – спрашивает Джозеф.
Она молчит.
– Он побывал у тебя в спальне, Грэйси?
– Да, – довольно резко отвечает она. – Тебе это действительно интересно?
– Нет, – говорит он.
– Интересно. Мы только об этом и говорим. Мне эти разговоры надоели до тошноты. Нельзя ли поговорить о чем-нибудь другом?
– Просто… мне не нравится, что ты от меня таишься.
– Но ты же знал, что буду. С самого начала я тебе сказала, что так будет.
Джозеф не находит ответа. Правда, она его предупреждала. Он тогда отшутился, счел, что это невеликая цена за то, что ему светило. Но с каждой встречей это давило все тяжелее, и каждый разговор ходил кругами, не касаясь главного.
Может, беда в том, что он стал старше и уже понимает, что так же ведет себя весь город – осторожно обходит множество пугающих, необсуждаемых истин, – и это его печалит и смущает, хотя Джозеф не умеет того высказать.
– Я расскажу, – говорит Грэйси. – Это можно. Я лежала в постели. Уже засыпала. Но услышала его. Он, когда подходит, звучит как флейта. Дверь с моего балкона открылась, он вошел, сел в углу и заговорил со мной. Мы просто поговорили, Джозеф. Он очень встревожен.
Джозеф, конечно, уже понял, что Грэйси была права; не надо бы ему этого знать. Ему хочется выдернуть у нее руку, может, даже оттолкнуть девушку. Но в то же время хочется притянуть ее к себе и обнять. Зря он заставил ее рассказывать. Зря заставил поделиться. Джозеф делает еще глоток из бутылки.
– Весь город взволнован, – продолжает Грэйси. – Ты что, сам не чувствуешь? Даже ты мог бы заметить. Все застыло, похолодело… никто не понимает, что происходит, хоть и не признаются. Никто никому ничего не говорит.
– Но тебе мистер Первый сказал.
– Да.
– И это всегда так с его визитами? Он с тобой только говорит?
– Бывает, что лишь смотрит. Но чаще всего, да, мы разговариваем.
– О чем?
Она долго молчит.
– Этого я тебе не выдам, Джозеф. Я тебе многое отдала, но этого не отдам.
– Почему?
– Потому что это не мое.
– А что твое? – спрашивает он, удерживая ее на месте.
– Господи, – вздыхает она, – зачем только я встретилась с тобой здесь. Ты все злее и злее. – Выдернув руку, она, не дожидаясь Джозефа, направляется к краю леса.
Джозеф