что ты сказал!
– Ты имеешь в виду про осла или про муху? – прошипел в ответ Том.
– Ты умрешь, полукровка, – свирепо произнесла Теодора и нанесла Тому первую в его жизни рану.
Если бы он, по счастью, не потерял точку опоры и не съехал на два фута вниз по коньку крыши, она бы перерезала ему горло.
В тот же вечер им обоим пришлось угоститься Хуаном Карлосом, которого сеньор Лопес с превеликой радостью одолжил их матери. Дочь, привычная к подобным экзекуциям, не проронила ни слезинки, а вот сына пришлось связать, чтобы не вырывался.
– Она же до смерти могла меня забить, – кричал позже Том.
– Сам виноват, – огрызалась сестра. – Если уж берешься бросать ножи, научись сначала делать это как следует.
– В следующий раз одним испанцем на Невисе станет меньше, – пообещал ей Том.
Но следующего раза не случилось, потому что тем же вечером их мать почувствовала себя плохо и слегла в постель. Ночью у нее началось сильнейшее кровотечение, причина которого так и осталась загадкой. Как бы то ни было, приглашенный лекарь сказал, что если кровь не остановится, то через несколько часов их матери не станет. Всю ночь вдова Коллинз пролежала бледная как полотно, но едва занялся день, как она позвала к себе детей. Несмотря на попытки остановить кровотечение, вся ее постель была пропитана кровью.
Пока Том утирал скупые мужские слезы, Теодора полоскала белье, попеременно то ругаясь, то вознося молитвы ко всем богам, каких только знала. Но помогало это мало. Вместе с кровью из тела Элиноры Коллинз уходила жизнь. Тогда Тео в отчаянии бросилась на постель матери, обхватила руками ее белое как мел лицо и поклялась, что они с Томом больше никогда не будут ссориться. Они всегда будут заботиться друг о друге, что бы ни случилось.
– Возьми меня за руку, Том, – прошептала Тео.
Том сжал руку сестры.
– Смотри, мама, – сказала Тео, – смотри, что бы ни случилось, мы никогда больше не вспомним о разнице между нами и всегда будем заботиться друг о друге.
– Всегда, – прошептал Том, – всегда.
То ли эти слова помогли унять кровотечение, то ли что-то еще, но их мама выздоровела, и с того самого дня ее дети если и не возлюбили друг друга, то, по крайней мере, перестали кидаться друг в друга ножами.
Но была и другая Теодора.
В памяти Тома засел образ девчонки, бегущей по берегу моря под оранжевой луной Кариб. Босая, с волосами, черными как уголь, дикая, словно пассат, и счастливая, словно самая первая в мире радужная рыбка, из чьей икры были сотворены звезды.
Однажды Тео прижала его к себе и спросила, чувствует ли он, как бьется ее сердце.
– Твоя и моя жизнь, Том, – прошептала она, – слышишь, как они бьются?
И, внезапно отпихнув его, громко рассмеялась и убежала.
– Возьми меня с собой, Тео, – кричит маленький мальчик, стараясь шагать в ногу с девочкой постарше.
– Куда, Томми?
– Куда хочешь, – отвечает карапуз.
– Ты должен выбрать сам, малыш.
– Покажи