в результате – царство так называемой вермишели, застой во всех принципиальных реформах»108.
Принципиальное значение имело признание Столыпиным провала политики реформ – как осуществления системной программы преобразований. Характерен и «программный» взгляд на роль правительства, которое должно обладать определенной политической самостоятельностью и проводить осмысленную и единую политику. Столыпин констатировал, по сути, что Совет министров не обладает должным статусом и влиянием в реалиях сложившегося режима «третьеиюньской монархии». Выступление премьера, мало напоминавшее былые эффектные речи, производило впечатление своей искренностью с нотами отчаяния. И несомненно, высказывания Столыпина отражали и психологически тяжелое состояние, в котором он пребывал в это время.
По свидетельствам политиков и чиновников, соприкасавшихся со Столыпиным в последний год, он находился в очень подавленном настроении, предчувствуя закат государственной карьеры и даже физическую обреченность. Премьер ощущал политическую изоляцию и в широких общественных кругах, и, что было особенно драматично для Столыпина-реформатора, в ближайшем окружении Николая II. По словам октябриста С. И. Шидловского, после мартовского кризиса 1911 года наблюдалось его «отчуждение от всех трех источников государственной власти в стране»: «Ни с государем, ни с Государственным советом, ни с Государственной думой он по-прежнему работать уже не мог, и весь этот эпизод надлежит считать концом его государственной деятельности. Он продолжал оставаться главой правительства, исполнять свои обязанности, но политически он являлся уже поконченным человеком, долженствующим в ближайшем будущем сойти со сцены. И с этой точки зрения особенно бессмысленным является убийство Столыпина… собственноручно совершившего над собой политическую казнь»109. А. И. Гучков, незадолго до гибели встречавшийся со Столыпиным, был поражен его психологическим состоянием. «Я нашел его очень сумрачным, – вспоминал Гучков. – У меня получилось впечатление, что он все более и более убеждается в своем бессилии. Какие-то другие силы берут верх. С горечью говорил он о том, как в эпизоде борьбы Илиодора с саратовским губернатором Илиодор одержал верх и как престиж власти в губернии потерпел урон. Такие ноты были очень большой редкостью в беседах П<етра> А<ркадьевича>. Чувствовалась такая безнадежность в его тоне, что, видимо, он уже решил, что уйдет от власти»110.
Столыпин, похоже, чувствовал, что мартовская победа оказывается «пирровой», а его присутствие на вершине власти все более «обременительно» для царя и камарильи. Эти мысли могло усиливать и согласие на беспрецедентно длительный отпуск, полученное от Николая II. Предполагалось, что Петр Аркадьевич проведет почти все лето на отдыхе в Колноберже, а дела по Совету министров передаст В. Н. Коковцову. Сообщив об этом в конце мая Коковцову, Столыпин просил заранее не рассказывать об этих планах министрам,