из послужного списка Маннергейма мы узнаем, что летом он практиковался в инженерном и саперном деле в предместьях Варшавы и участвовал в больших маневрах в присутствии императора близ Нарвы.
Глава вторая
«Рыцарская гвардия»
Может быть, нигде не было такой близости между офицером и солдатом, каковая всегда была одной из отличительных черт полка <…> отношения между кавалергардами не кончались одними лишь строевыми занятиями. Вся частная, семейная жизнь кавалергардов была хорошо известна офицерам, и солдаты знали, что они всегда найдут и доброе слово, и совет, и материальную помощь у своих командиров.
В декабре 1890 года корнет Маннергейм вернулся в Петербург, чтобы приступить к служебным обязанностям в Кавалергардском ее величества полку[41]. Он получил назначение в лейб-эскадрон ее величества: шефом кавалергардского полка по традиции была императрица Мария Федоровна, супруга Александра III, урожденная датская принцесса Дагмар. Императрица знала по имени и в лицо каждого офицера своего полка; когда она после революции поселилась на родине, в Дании, Маннергейм не раз навещал ее, да и другие кавалергарды не забывали своего шефа.
Чтобы достойно начать службу, пришлось вновь прибегнуть к помощи родственников, поскольку своих денег у Густава не было, а ему предстояли большие расходы: офицер-кавалергард должен был иметь несколько видов формы – походную, парадную, дворцовую парадную и бальную (кавалергарды обязаны были присутствовать на дворцовых балах, которые устраивались два раза в год). Кроме того, выходя в гвардейский кавалерийский полк, офицер обязан был представить двух строевых коней. Так или иначе, Густав 7 января 1891 года оказался наконец в том полку, куда так давно стремился. Был ли он счастлив этим? Поначалу, видимо, да.
Граф А. А. Игнатьев[42], поступивший в полк в 1896 году, свидетельствовал полвека спустя, что никогда офицеры кавалергардского полка «…не позволяли себе рукоприкладства. <…> У некоторых старинных русских родов, как у Шереметевых, Гагариных, Мусиных-Пушкиных, Араповых, Пашковых и др., была традиция служить из поколения в поколение в этом полку. <…> Полковые традиции предусматривали известное равенство в отношениях между офицерами независимо от их титула. Надев форму полка, всякий становился полноправным его членом, точь-в-точь как в каком-нибудь аристократическом клубе. Сходство с подобным клубом выражалось особенно ярко в подборе офицеров, принятие которых в полк зависело не от начальства и даже не от царя, а прежде всего от вынесенного общим офицерским собранием решения. Это собрание через избираемый им суд чести следило и за частной жизнью офицеров, главным образом, за выбором невест. Офицерские жены составляли как бы часть полка, и потому в их среду не могли допускаться не только еврейки, но даже дамы, происходящие из самых богатых и культурных русских, однако не дворянских семейств»