Корни и кроны. Фрагменты истории Сибири в лицах одного сибирского рода (документальное историко-генеалогическое исследование)
шести лет. Детей у него: сын Иван – дватцати семи лет, Федор – четырнатцати лет. Дворовых людей крепосных: Осип – дватцати лет, Л [еонт] ей – тритцати лет; закладной [человек] Игнатей – четырна [тцати лет]. У Ивана сын Петр – тритцати недель, дворово [й … – ] тритцати пяти лет. Сын у него Семен – четыре [х лет. А бу] дет он, Илья, сказал что ложно, и за такую ево [ложную скаску] указал бы Великий Государь казнить смертью. К сей ск [азке по] велению отца своего Ильи Нашивошникова [сын его] Федор Нашивошников руку приложил».51
О брате его, Петре Сурикове, имеется такая запись:
«Двор пешего казака Петра Сурикова. И под опасением [смер] тьные казни сказал, что он, Петр, – шестидесять лет. Де [тей] у него: сын Михайло – дватцати восми лет, Василей – [… -] натцати лет, Алексей – семьнатцати лет, две […] лет. А буде он, Петр, сказал что ложно, и за такую [ево ложную] [скаску] указал бы Великий Государь казнить смертью. [К сей] [скаске] по велению от [ца сво] его Петра Сурикова […] [Л] ев Суриков (Петрович?) руку приложил.»52
В переписи 1720 года снова упоминается семья старшего брата Суриковых – Григория:
«Жив был и старший из братьев, 70-летний отставной казак, неграмотный Григорий, который воспитывал трех внучат: Ивана – 11 лет, Федора – 8 лет и Ивана же – трех лет. Они, скорее всего, были детьми Ивана и другого неизвестного нам сына Григория, от которого остался Федор – племянник 16-летней Овдотьи. Оба отцы внучат Григория отсутствуют по первой переписи, как, скорее всего, ушедшие из жизни…»53
В этом же документе находим семью будущего затя Ильи Нашивошникова, Григория Ошарова, ставшим через несколько лет мужем дочери Ильи – Прасковьи:
«Двор Покровские церкви дьячка Федора Ошарова. И он, Федор, под опасением смертные казни сказал: он, Федор, – сорока [лет], сын у него Григорей четырнатцати лет. А будет [он, Федор], сказал что ложно, и за такую ево ложную скаску [указал] бы Великий Государь казнить смертью. К сей скаске [по велению] сына своего Федора Ошарова отец ево Микита Оша- [ров рук] у приложил.»54
Я подробно показал подлинные документальные записи о наших героях, чтобы нагляднее представить, как выясняются их родственные связи, возраст, имена и число детей и других постояльцев. Но в этом документе лица женского пола (жёны, сестры, дочери и пр.) не учитывались. О них приходилось узнавать из других источников.
Сделаю ещё небольшое отступление. Я уже говорил о «загадочных» обстоятельствах смены фамилии Ильи. Вот эти источники, которые поначалу ввергли меня в изумление и спровоцировали потом неприятную историю с Г.Ф.Быконей. Это фрагменты дневников известного путешественника петровских времён Даниила Готлиба Мессершмидта (жившего в доме Ильи в периоды его пребывания в Красноярске) и его спутников, не переведённые тогда на русский язык.
(Когда я заканчивал эту книгу, неожиданно узнал, что дневники Мессершмидта всёж-таки перевели на русский язык: Мессершмидт Д. Г. Дневники.