десять старинных канделябров со свечами, освещавших зал. Стены были богато расписаны фресками, на потолке проглядывалась лепнина, а на мраморном полу в центре зала лежала красивая мозаика в форме широкого круга. В одном конце здания стоял длинный стол, расписанный золотом, за которым восседал совет Старейшин. В центре стола в высоком кресле сидел епископ Уильям, по левую руку сидел Иероним, за ним Лютер. С другой стороны сидел отец Марк. С двух сторон от центра зала находились две деревянные двери, украшенные железными пластинами, закрывавшиеся широкими деревянными перекладинами, как в средние века. Перед столом Старейшин стоял еще один небольшой столик, которого прежде я не видал. На этом столе лежал небольшой выбор оружия для ближнего боя.
Я вошел в одну дверь, в то же время Авем вошла в другую. За нами захлопнули створки и щелкнули замки. Я поймал взгляд Авем – она тоже сомневалась. Мы, словно звери, выводились на арену, и уже изначально позиционировались друг против друга. Это было в корне неверно.
Пробежав глазами по залу, я увидел глаза Иеронима – он был встревожен и в глазах читалась неуверенность. Марк, Лютер и Уильям были совершенно спокойны. Мы выбрали оружие – я взял два длинных кинжала, Авем выбрала шуаньшоу – короткие мечи с крюками на конце. Оружие было затуплено дабы не навредить никому из нас. Так же мы могли пользоваться когтями и крыльями, но главным условием было нахождение в одном очерченном кругу. Выход за него означал проигрыш. Кроме того, задание усложнялось тем, что после сигнала о начале боя все огни в зале должны были погаснуть и мы, таким образом, оказались бы в абсолютной темноте. Полагаясь лишь на инстинкты и зрение алатиса.
Остались мгновения до начала боя как что-то словно толкнуло меня в спину и заставило выйти за пределы круга.
– Стойте! – выкрикнул я, сам не понимая, что творю. Мое сердце выскакивало из груди, и я сам не мог понять, что говорю.
– Ты что-то хочешь сказать нам? – удивленно спросил Уильям.
– Да. Я отказываюсь! – вновь выкрикнул я.
– От чего. – удивился он.
– Я не буду сражаться с Авем. Она моя сестра, она мне не враг, и моя совесть мне не позволит поднять руку на женщину! Я не животное, борющееся за выживание. Может я слишком эмоционален как алатис, но я наполовину человек, и ни капли не стыжусь этого. Лучше быть животным, чем существом, которое причиняет боль ради забавы. Я отказываюсь от своего права стать главой братства в пользу Авем, если это вынуждает меня беспричинно причинять боль. Считайте это как мое поражение. Я не буду сражаться.
– Ты не можешь! – вдруг произнесла Авем – Ты не можешь так поступить!
– Почему же брат Аллан не может этого сделать? – с горящим в глазах интересом уточнил Уильям.
Она виновато опустила глаза, но взяла себя в руки, и, сжав кулаки, ответила:
– Я выхожу замуж и не смогу достойно покровительствовать братство и одновременно воспитывать детей.
После этого повисло молчание.