в недельном отчёте.
Георгий Зингер
Из повести «Инопланетянин»
…С цеховиками однажды вышла история, не зря напугавшая Хрущева с Семичастным: она показала многим, что грозную массивную плотину советской плановой экономики можно проткнуть тонким прутиком и струйка, разрастаясь, способна разнести все. Описывать, как они все это организовали, не берусь: и скучно, и подробностей не помню. Придумка была довольно примитивной, ее авторы, так себе людишки, ни славы, ни казни не заслуживали. Но был там один… Для меня эта фигура – не более чем мимолетное мальчишеское впечатление, может быть, плод фантазии. А все же хочется назвать его имя, воспеть этого диковинного типа – да-да, воспеть, как встарь безответственные менестрели наравне славили бесшабашных удальцов, пророков, распутников, магов и королей. Проходят десятилетия, а это искушение, острое и неоправданно праздничное, все бродит у меня в мозгу – так уж чего там, поддамся! Звали его Исай Флорент. Крупный госплановский чин, приложивший руку ко всей этой истории.
То был сухой маленький человечек в строгих черных очках и черном костюме, неизменно застегнутом как минимум на одну пуговицу. Почему он видится мне в каком-то развевающемся балахоне? Ясно же, что костюм ни при каких обстоятельствах развеваться не может… Объяснить не возьмусь. Просто это так. Несусветная огненно-белая шевелюра «под Эйнштейна» парила над его головой, слегка фосфоресцируя. У нас в квартире этот человек был раза три или четыре, и, как мне казалось, с его появлением стол и шкафы еще как-то сохраняли подобающую неподвижность, а стулья сразу начинали пританцовывать: им становилось беспокойно, странный вихрь носился по комнате.
Отпихнув взбудораженные стулья, мой отец, известный в Москве портной, приступал к примерке, но и это прозаическое занятие оборачивалось каким-то хитроумным действом: седой моложавый заказчик лет пятидесяти, наподобие иных гофмановских персонажей, как-то все подскакивал, зависал в воздухе, немного даже парил, исподволь подбираясь к нашей псевдовенецианской люстре. Его глаза разгорались, он грохотал, хохотал, не вмещаясь ни в какие рамки – фантасмагория, а не человек!
Что он тогда говорил? Клеймил Госплан: мол, тамошняя чиновная публика, чуть что, разучивается считать дальше шести, а уж провернуть такую сложную математическую операцию, как перемножение пятнадцати на одиннадцать, никак не возможно без вызова четырех референтов, трех пресс-атташе с перепроверками, отчетами, представлением базовых данных – и квартальной премией независимо от успеха либо неудачи. Главное, любая разработанная такими умами комбинация, сколь бы идиотской ни была, грозит обернуться законом, на веки вечные нерушимым! Седые колдунские лохмы Исая Флорента взметались уже под самым потолком, с высоты которого он уничтожал смехом и презрением крошечный Госплан, истощивший его терпение своим интеллектуальным убожеством..
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст