стены бетона сжимают нам плечи,
но от этого ближе – в строю, в одной связке.
скоро дождь все умоет, но кому станет легче?
докурю, раздевайся…
и смотри на развязку.
«мы слишком самоуверенны…»
мы слишком самоуверенны,
что сердце продолжая биться,
желает продлить эту жизнь,
а не взять
и остановиться.
мы слишком самообмануты,
что ночью закрывая глаза,
еще раз разомкнутся ресницы
аккурат
в начало утра.
«день сожжен вхлам усталым солнцем…»
день сожжен вхлам усталым солнцем,
ночь отравлена некультурными снами.
Тлен – американский coffee в чашке,
заплесневелый хлеб
временами.
«усталые гримы прохожих…»
усталые гримы прохожих,
бродящий без дела ветер,
черный кофе в гибком картоне.
снег, на котором пепел.
мятые спины попуток,
искривленные шеи людей.
холод против трампунктов.
будни против идей.
ЖД, магистрали, распятия,
снохождения, хрущевки, метро.
пусть сказка греет сомнамбулу,
а морщины режут лицо.
«проспекты, аллеи, дворы немолоды…»
проспекты, аллеи, дворы немолоды,
день – вещество из осени, холода.
в городе «Крест» мечтать не шепотом,
что играть с электрическим…
в сеть включенным проводом.
«я умру; ты умрешь…»
я умру; ты умрешь.
очевидность зависла,
и в этих строках
находиться нет смысла,
как в глубоком кошмаре,
тени, тлене, коме,
в оконцовке строфы:
«Спи. 17-й. Горе».
«в утро снова придется увязнуть…»
в утро снова придется увязнуть.
за углом холодный в лени трамвай.
металлу совершенно неважно
февраль за окном или май.
металлу плевать на простуду,
каткам видеть гнутые рельсы.
и нам кажется, что будет чудо…
всего лишь открываются дверцы.
«завтра все впадет в безнадежность…»
завтра все впадет в безнадежность,
у молодой жены умрет старый муж;
в воскресенье в нас исчезнет возможность
верить в море, а не в воду из луж.
завтра все впадет в уныние,
в декаданс – мечты, бриллианты;
в понедельник сдадут их в ломбард,
чтоб на все – антидепрессанты.
«круг замыкается в нас серыми буднями…»
круг замыкается в нас серыми буднями,
он очерчен ночью Черными Звездами.
в тишине можно слышать многое,
простые