из них забиты не до конца. Я использую их как крючки – рубашки подвешиваю за петли для пуговиц, а штаны за шлейки для ремня. Свою куртку наполовину вывешиваю в щель завалившейся стены. Надеюсь, ветер ее хоть как-то просушит.
Пламя костра постепенно разгорается. Мальчик инстинктивно садится рядом на корточки и протягивает руки к источнику тепла. Я замечаю, что мы оба перестали дрожать. Пока огонь пробирается сквозь более крупные ветки, нарезаю головки и листья чеснока и запихиваю все это во флягу с водой. Одно из преимуществ металлической фляги в том, что ее можно положить в костер.
Устанавливаю ее на то место, где раньше было «гнездо для трута». Крышку не завинчиваю, чтобы можно было по поднимающемуся пару поймать нужный момент. Отвар надо подогреть, но не доводить до кипения, иначе могу ошпариться, когда буду вытаскивать флягу из огня. Сарай постепенно наполняет запах теплого чеснока. Как только из горлышка начинают выплывать струйки пара, складываю вдвое оставшийся кусок мешковины и вытаскиваю флягу из костра.
– Это не просто горячая вода, это у нас чесночный чай, – говорю я мальчику. – Но пить пока нельзя. Слишком горячо.
Какое-то время сидим, вдыхаем аромат чеснока и ждем.
Мы оба практически голые. У меня кожа белая и скользкая. А вот кожа мальчика, папа, ловит отсветы от костра. Он сидит неподвижно. Одна половина его лица в тени, а другая освещена. Он напоминает бронзовую статую, которую еще не закончил ее создатель.
– Когда-то давным-давно, – говорю я, – когда люди и звери говорили на одном языке и все понимали всех, жил мальчик с глазами как…
На этом месте запинаюсь, не могу продолжить.
Мальчик уже повернулся ко мне, теперь все его лицо освещено огнем костра. У него большущие глаза.
– С глазами как…
Нет, не могу продолжать. Знаю эту историю до последнего слова, но не могу.
Папа говорил:
«Люди, Мари, испокон веков рассказывали истории. Еще задолго до того, как появилась связь всех со всеми, до снэпчатов, до интернета, до кино и книг. Даже до появления книг, Мари. Люди рассказывали истории еще до того, как научились их записывать. Они садились вокруг костра и делились друг с другом своим пониманием мира».
Но сегодня слова этой истории застревают у меня в горле. Они душат меня. Душат, потому что это одна из папиных историй, и я хочу услышать его голос, а не свой. Я хочу услышать историю из Прошлого, из тех времен, когда папа садился на край моей кровати и поплотнее заправлял одеяло.
Ведь папины истории всегда заканчивались хорошо. Они были правдивыми, но в то же время все были со счастливым концом. Все всегда получается. Несмотря ни на какие трудности, люди преодолевают обстоятельства. Добро всегда побеждает зло. В этих историях есть сюжет, развитие и развязка. Эти истории из мира, которому можно доверять.
Они не из мира, в котором мы сейчас живем.
Мальчик смотрит на меня во все глаза, он ждет и надеется. Как будто если что-то поймешь, тебе станет легче. Как будто я могу облегчить его жизнь.
Я! Я со своими историями.
Что