собой. Ты смотришь на травинку так же внимательно, как могла бы смотреть на кирпич-саманник. И ты видишь на травинке (я слежу за взглядом мальчика) жучка. Ты становишься меньше и представляешь, что жучок, который ползет по огромной травинке, – это ты. Ты цепляешься за травинку, взбираешься по ней целую тысячу километров. Травинка постепенно становится тоньше, ты начинаешь беспокоиться – выдержит ли она твой вес, хотя опыт подсказывает, что выдержит.
Потом ты видишь каплю росы. Купол в три или четыре раза больше тебя отражает небо. Вдруг капля разольется? В других мирах есть чего бояться, только эти страхи не такие, как те, с которыми ты обычно сталкиваешься. Вдруг из этого купола на тебя обрушатся тысячи литров воды? Ты подбираешься к кончику травинки, и капля начинает дрожать. Кончик раздваивается – вот почему капля удерживается на травинке. Еще один шаг, и ты на кончике. Капля больше не может удерживаться. Она срывается и катится в твою сторону. Но ты не отступаешь, и вода просто перетекает через тебя, не причинив никакого вреда.
Вот почему у жучков такие жесткие крылышки.
Мама говорит, что теперь в мире стало гораздо больше жучков, чем раньше. Повышение температуры их не беспокоит.
«Если мы не будем бдительны, – говорит мама, – весь мир достанется жукам».
Я наблюдаю за тем, как мальчик изучает свой крошечный мир. Он сидит неподвижно, а потом выбрасывает вперед руку. Я думаю, что он решил поймать жучка, а потом понимаю, что его внимание привлекло что-то другое. Это гриб на тонкой ножке, с желто-серой шляпкой. Мальчик вырывает гриб из земли вместе с травинками и тут же отправляет его в рот. Он вовсе не играл в другие миры. Он искал еду.
– Ты что, корова? – возмущенно кричу я.
В последний раз я видела корову, когда нас остановили солдаты на краю пустыни. Она лежала на обочине дороги. От нее остался только череп и высохшая кожа. Я села рядом с этим каркасом и сосала жесткую кожу. Сосала, потому что она была такой твердой, что нельзя было ни оторвать кусочек, ни жевать. Еще через триста километров пути на север я ела траву. Но я ее хотя бы варила. В вареной траве пустыни нет ничего питательного, и от нее чешется горло. Но грибы. Грибы! Даже папа не всегда мог распознать, какие из них ядовитые.
– Выплюни! – ору я и вытаскиваю у мальчика изо рта травинки.
Гриб уже исчез – он его проглотил.
Мальчик смотрит на меня, но не улыбается.
– Собрался умереть, – говорю я, – не делай это как дурак. Тебя что, папа совсем ничему не учил? – Я протягиваю ему флягу. – Прополощи рот.
Мальчик набирает в рот воду, полощет и сплевывает. И все это время не сводит с меня глаз.
– И заруби на носу, – говорю я, – без еды ты можешь продержаться три недели, а вот без воды – нет.
После этого я закручиваю крышку на фляге и иду дальше.
14
Иду дальше
Мальчик идет следом.
Спускаюсь с холма, иду быстро, хотя склон неровный. Здесь нет деревьев, но колючая трава и низкий чертополох цепляются за ноги.
Я слышу, как за спиной идет мальчик. Он не хнычет и не ноет. Даже когда спотыкается и падает, только коротко