произнес он, – паназиатская составляющая у нас обоих 12 процентов. Может быть, в этом причина?
Однако Роуэн просто хватался за соломинку; одинаковый процент в этом параметре генетического индекса был просто совпадением.
Но ближе к концу антракта ответ на мучивший их обоих вопрос сам возник у них за спинами.
– Хорошо, что вы познакомились, – раздался голос сзади.
Хотя с момента их встречи прошло несколько месяцев, Ситра сразу же узнала вошедшего в ложу. Досточтимого жнеца Фарадея так скоро не забудешь.
– Это вы? – спросил Роуэн с такой злостью в голосе, что Ситра поняла – тот тоже встречался со жнецом.
– Я бы приехал раньше, – проговорил жнец, – но возникли неотложные дела.
Он не стал вдаваться в подробности, и Ситра была этому рада. И тем не менее особого удовольствия от прихода жнеца она не ощущала.
– Вы пригласили нас на «жатву», – сказала она.
Это не было вопросом; Ситра была убеждена, что это именно так. Но тут Роуэн произнес:
– Не думаю, что мы здесь для этого.
Жнец Фарадей не предпринял ничего, что напоминало бы приготовления к «жатве». Вместо этого он подвинул пустое кресло и сел рядом с Ситрой и Роуэном.
– Ложу мне предложила директор театра. Люди думают, если они что-то предлагают жнецам, это может их спасти. Я и не собирался забирать ее, но теперь она будет думать, что ее подарок сыграл свою роль.
– Люди верят в то, во что хотят верить, – произнес Роуэн с такой убежденностью в голосе, что Ситра поняла – он знает, о чем говорит.
Фарадей повел рукой в сторону сцены.
– Сегодня мы лицезрим сцены людской глупости и трагедии в театре, – сказал он. – Завтра нам предстоит пережить это в действительности.
Не успел он объяснить, что имел в виду, как занавес поднялся и начался второй акт.
В течение двух месяцев Роуэн жил в школе на положении парии – отверженного и выброшенного прочь. Хотя с разными учениками и по разным поводам такого рода вещи случались, всеобщее негодование со временем ослабевало, и бойкот снимался. Но в случае с гибелью Кола Уитлока этого не произошло. Каждый футбольный матч втирал новую порцию соли в рану школьной спортивной коммуны, а поскольку все эти матчи школа проигрывала, то боль от потери куотербека только усиливалась. Роуэн никогда не пользовался особым вниманием со стороны соучеников, хотя не бывал и объектом насмешки. Теперь же на него нападали и били регулярно. Его сторонились, и даже друзья избегали Роуэна – Тигр не был исключением.
– Меня тоже обвиняют, поскольку мы друзья, – сказал Тигр. – Я тебе сочувствую, но у меня своя жизнь, приятель.
– Как скверно все обернулось, – сказал директор, когда Роуэн в очередной раз пришел в медпункт во время обеденного перерыва, чтобы залечить свежие синяки. – Может быть, тебе поменять школу?
Наконец однажды Роуэн сдался. Он вскочил на стол в кафетерии и произнес то, что все хотели от него