ДЕВЯТЬ. Рванулся бежать, но – ДЕСЯТЬ – бесполезно. Не дошел еще и до середины последней стороны, как пробило ОДИННАДЦАТЬ. Я увеличил шаг, собрал все свои жалкие силенки, но колокол прозвонил ДВЕНАДЦАТЬ, и последний отголосок его смолк прежде, чем я вернулся на стартовую линию.
Я согнулся пополам, руками уперся в колени, каждый выдох обжигал легкие, это было похоже на сухую рвоту. Только не хватало – стошниться на глазах у всех. Но я просто свалился, навзничь, посреди священного газона Большого стадиона Осни, уставился в ясное синее небо, пытался отдышаться. Надо мной нависла тень мистера Ллевеллина.
– Двенадцать! – выплюнул он, изумление в этом возгласе мешалось с негодованием. – Двенадцать! Такого у нас уже лет десять не было.
И дальше он произнес краткую речь, из которой я мало что понял:
– Для полузащитника мяса маловато. Вингер – ха! Не с такой скоростью! Молнией к воротцам – не твое. Силенок ноль, удар не получится. Рулевой? Чересчур долговязый.
Из всего этого я понял только последнюю фразу, но уж она-то была даже чересчур ясна:
– Ты никчемен, Селкирк. Никакой от тебя пользы.
Он развернулся и пошел прочь, на ходу разговаривая с классом:
– Пошли на игровую площадку – еще успеем сыграть в регби. И так много времени зря потратили.
Чувствуя себя оплеванным, я кое-как поднялся на ноги и побрел следом. Мне казалось: что-то пошло не так, нужно исправить эту ужасную ошибку. Я же упал – пусть мне предоставят еще одну попытку, по справедливости, ведь так? Лоама я не видел. Не видел богиню. Вообще никого и ничего не видел – лишь красные пятна перед глазами.
Мы шли под аркой в башне с часами к зеленому полю за ней, и тут, в сумраке, на плечо мне опустилась тяжелая лапа Лоама.
– Куда ты направляешься, Селкирк?
– Туда, – указал я. – На игровое поле…
Он покачал головой:
– Не спеши.
Глаза наконец приспособились к сумраку после яркого света дня. И то, что я увидел, нисколько не ободрило: здоровяк Лоам и при нем кучка приятелей, лица выступали из темноты адски злорадствуя; Лоам обернулся к пареньку помельче, который тащился за ним по пятам с сумкой.
– У тебя какое было время, Иган?
– Одиннадцать, Лоам.
– Правильно.
Лоам взял у Игана огромную спортивную сумку и приподнял ее, чуть ли не ткнув мне в нос. Затем он уронил ее на мои новенькие кеды. Прямо на пальцы ног. Больно.
– Поздравляю, Селкирк, – сказал он. – Вот твой приз.
Я никак не мог взять в толк, о чем он.
– Я же проиграл, – пробормотал я.
– Иган был у нас самым медленным. Теперь ты. – Он обернулся к мелкашу. – Что скажешь, Иган? Мы англичане, мы соблюдаем приличные манеры.
– Спасибо за этот год, Лоам.
– На здоровье, Иган. – И он снова обернулся ко мне. – Ты – мой новый раб, Селкирк. У вас в Америке были рабы, верно? Понимаешь, что к чему? Сегодня после уроков у меня