– он везет пассажирок на шопинг. Сорри, дамочки, но с шопингом выйдет незадача. Вы-то на него, конечно, обязательно попадете, но довезет вас кто-нибудь другой.
Кирилл швырнул «фольксваген» в поворот, не снижая скорости. Машину занесло. Покрышки и соотечественницы завизжали одновременно, но автомобиль не перевернулся, а, вильнув хвостом перед самым носом представительского «мерседеса», подплывавшего к стеклянному кубу отеля со стороны города, благополучно затормозил возле «Интерконтиненталя». Гулко ударившись рычагами о гранитный бордюр, «фолькс» остановился передними колесами на газоне.
Давыдов заглушил двигатель и вывалился из салона, не обращая внимания на ругань, несущуюся ему вслед. Секундная стрелка неумолимо двигалась по кругу, а сделать предстояло много. Или не сделать. Тут уж как повезет.
Молодая пара с ребенком. У девушки рука должна быть на перевязи – в лангете. Мужчину и ребенка можно и не трогать.
Девушку нужно убить.
Он понятия не имел, что рассчитал компьютер – какой именно жгут и с какой вероятностью был прикреплен к неизвестной ему молодой женщине. Он вообще старался не думать о ней как о женщине – иначе пришлось бы думать о себе как об убийце. Он не убийца. Он делает свою работу. От этой работы зависит жизнь его мира – не одной неизвестной ему особи женского пола, а миллионов людей. Его мир поставил все на победу, и если для достижения цели нужно будет убивать – он будет убивать. Оборвать жгут, изменить вероятность. Все остальное… неважно.
На набережной Дуная собралось полно народу. Здесь всегда бурлила многолюдная толпа, а в теплые осенние дни – особенно. Туристы и местные зеваки, уличные торговцы, музыканты, старики, мечтающие посидеть на лавочках да погреть старые кости, молодые мамы с колясками, шустрые подростки на роликах – кого тут только не было! Тысячи голосов сливались в один низкий волнующий звук, от которого чуть-чуть чесались зубы – словно в воздухе над набережной завис огромный работающий трансформатор и гудел, гудел, гудел… И в этой мешанине лиц, в этой бессистемно перетекающей от ларька к ларьку людской каше Давыдов должен был найти свою цель.
Найти и уничтожить.
Эта набережная, люди, звуки живущего огромного города и даже легкое дуновение прохлады от закованной в бетон и гранит реки напоминали давно исчезнувший мир, оставшийся в памяти с детских лет. И это почти абсолютное сходство не радовало. Каждый раз, попадая в Зеро, Давыдов испытывал не охотничий азарт, не возбуждение перед очередной акцией и не облегчение после очередного удачного джампа. Он ощущал острую и болезненную, как укол цыганской иглой, тоску. Фантомную боль. Ностальгию по миру, в котором солнце было ласковым и дети иногда играли в снежки. По миру, который много лет назад исчез. Сгорел в лучах обезумевшего светила.
И именно эта тоска заставляла его делать то, что должно, насколько бы страшным не было то, что он делал. Иначе тот мир не вернуть. Никогда. А Кирилл хотел его вернуть. Пусть из чисто эгоистических соображений, но хотел.
Люди, лица, люди, лица…
Он