ощущал себя странно. Это смутно походило на «отходняк» от наркоза, но не длинного «масочного», а короткого, внутривенного. Когда-то Давыдову вправляли выбитое плечо, и после сомбревина он испытывал нечто подобное. Но ведь никакого сомбревина не было!
Они и не пили сегодня почти ничего – пару бокалов сухого калифорнийского и пятидесятиграммовую дозу виски можно не учитывать, да и времени прошло изрядно. Но факт оставался фактом, отмахнуться от того, что с ним что-то не так, Денис не мог.
Болел затылок, щипало кончики пальцев, причем щипало так, что боль от впившихся ему в руку ногтей Карины стала затихать. Денису казалось, что он стоит по пояс в воде (он почти физически ощущал влажный холод, плещущийся на уровне пупка), а ступни и икры ног кусают маленькие голодные рыбки. Давыдов поймал себя на том, что ощущение очень реальное, а если закрыть глаза, то впору поплескать водой на жену и соседей.
Но не было ни кошки, ни колыбельки… Был салон лайнера, скользящего на реактивной тяге в разреженном воздухе на высоте 30 000 футов, был жестокий мороз за окном иллюминатора, и только что закончилась сильнейшая тряска, от которой лязгали зубы и повизгивали испуганные до потери пульса пассажиры.
Вода по пояс, самолетная фея, рыбки – вот же чертовщина! Разве что в минералке, которую разносили минут пятнадцать назад, был ЛСД… Хотелось надеяться, что это было так, – потому, что поверить в галлюцинацию было куда безопаснее, чем в происходящее с ними в реальности.
– Не бойся, – прошептал Давыдов на ушко жене, а может быть, и самому себе. – Все хорошо…
– Денис, – отозвалась Карина, – ты в порядке? Что с тобой? У тебя сердце бьется так, будто вот-вот выскочит!
– Ну, не каждый день такое увидишь. Скажу честно, душа в пятках, но штаны в порядке…
– Я поэт, – сказала жена, не сводя с него глаз (зрачки до сих пор были расширены, а кожа на лице мертвенно-бледная – только билась на виске голубая жилка), – зовусь Незнайка…
Он всегда удивлялся ее умению «держать лицо». Самообладание у Карины Олеговны было такое, что любой мужик спекся бы от зависти, – ведь испугана до смерти, а не подает вида. Вот еще бы руку отпустила, а то насквозь процарапает!
Давыдов заставил себя улыбнуться. Улыбка получилась вымученной, но это было все, что он мог изобразить лицом: немеющие мышцы отказывались повиноваться.
– Я в порядке… Ты не могла бы… А то немного больно!
– Ох! Прости!
Карина разжала хватку и с ужасом уставилась на кровавые следы от ногтей, тут же взбухшие на тыльной стороне его ладони.
– Прости, милый… Я не хотела!
– Ерунда…
Денис легонько коснулся ее щеки.
– Ты у меня смелая.
– Ты просто не представляешь, как я испугалась, – возразила она. – До смерти…
– Ты? Испугалась? Брось! Ты не умеешь бояться.
– Еще как умею. Я подумала, что было бы очень глупо погибнуть так… Мы столько лет собирались провести отпуск только вдвоем.