ударился о деревянный выступ кровати, называемой «корзинка». Ему было больно.
«Чертова бессонница», – пробормотал он вполголоса. Проглотил вторую половину наркотика. Наконец осторожный сон овладел им.
Проснулся с тяжелой головой. Будильник – украшение из золота с перламутром – показывал без малого семь часов утра. Осторожно встал. Чувствовал себя действительно плохо. Надел халат и пошел из комнаты, как вор, брошенный дружками. В прихожей еще витал легкий аромат Эвелины, уехавшей в Дублин. Направился на кухню. Свергнутый монарх в халате, император в босоножках, он сумел вскипятить кофе и не обжечься. Картонная коробка с молоком не поддавалась. Ножницы? Не нашел. По пунктиру на коробке пытался отрезать, получил брызги молока на халат. Решил приготовить себе сытный завтрак. Есть как поросенок, какое наслаждение! Он хотел обмакивать тартинки в кофе. Ну да! И погрязнуть там, м-да! Он нашел половину черствого батона и немного масла в холодильнике. Уселся за столом на кухне. С неспокойной душой, с холодными ногами, он поставил перед собой миску, полную крепкого горячего кофе, и с наслаждением опустил хлеб в миску. На следующее утро после их брачной ночи, под критическим взором Эвелины, он перестал макать хлеб в кофе. Выходец из простой семьи, он восставал против этих условностей и часто потихоньку продолжал макать. Отец его, работник судебного ведомства, и мать, с лицом, слишком светлым из-за неправильно выбранной пудры, макали в чае даже печенья. Он доел эти кусочки батона с маслом. Какое удовольствие было бы для Эвелины от сознания того, что он принижен, уничтожен! Лопать от возмущения – какое издевательство, но и какое утешение. Он вытер руки о халат. Этот завтрак был для него фантастическим облегчением.
Сделал насмешливый жест портрету своего тестя, царящего при входе в квартиру. «Абсолютным врагом является коррупция, коррупция всякого рода», – подумал он. Когда-то он прожил в блаженстве период чистоты, смотрел на Францию отцовскими глазами спасателя – либерала и экологиста. Ну да, он мечтал о блестящей Сене и о налоге на капитал. Вид любого бродяги, одурманенного наркотиками, наполнял его метафизической болью. «Виновато в этом общество. Мы не должны терпеть этого. Необходимо исключить из жизни вырождение». Он читал Ленина, Маркса и Библию. Он смешивал действия первых христиан и последних троцкистов. Он поверил Дюмулену, выходцу из той же буржуазии, из какой вышел и он, с различием в одно поколение. Мечтал о реформах Дюмулена, как мечтают о Мекке, но постепенно он понял, что Дюмулен никого не слушал, кроме самого себя. Надо было освободиться от власти монарха, глухого к аргументам и умозаключениям. «Я хотел диалога, а был подавлен монологом», – говорил он в заключение.
Дюмулен часто повторял: «Мы одиноки. У нас нет денег. Мало кто верит, что мы можем прийти к власти. Кто поможет нам?»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком,