носить платья из самых дорогих шелков и парчи, каждый день недели – разного цвета. С раннего утра наш почтовый ящик будет ломиться от приглашений на роскошные балы, званые вечера, театральные постановки и оперы, и толпы поклонников будут осаждать наши двери. Мы будем водить близкую дружбу с величайшими художниками и музыкантами, и ночами напролет танцевать и угощаться разными вкусностями – пирогами и шницелями, и…
– И шоколадным тортом, – прибавила я. Его я любила больше всего.
– И шоколадным тортом, – согласилась Кете. – Станем разъезжать в богатых экипажах, запряженных лучшими лошадьми, и… – Сестра взвизгнула, угодив ногой в лужу. – И ни за что не будем таскаться на рынок на своих двоих по раскисшим дорогам!
Я со смехом подхватила ее за локоть.
– Светские рауты, балы, блестящее общество – это все, чем заняты принцессы? А как насчет королев? Что буду делать я?
– Ты? – Кете ненадолго умолкла. – Королевы рождены для величия.
– Для величия? – Я задумалась. – Даже бедная и невзрачная серая мышка вроде меня?
– В тебе есть нечто более стойкое и долговечное, нежели красота, – с жаром произнесла Кете.
– И что же это?
– Кротость, – просто сказала сестра. – Кротость, ум и талант.
Я снова рассмеялась.
– И какая же мне уготована судьба?
Кете искоса взглянула на меня.
– Ты прославишься как великий композитор.
На меня словно дохнуло холодом; кровь в жилах заледенела, как будто сестра разверзла мою грудь и голыми руками вырвала оттуда еще трепещущее сердце. Время от времени я набрасывала на бумаге обрывки мелодий, вместо псалмов царапала на полях воскресного церковного блокнота коротенькие мотивчики, намереваясь в будущем сложить все это в сонаты и концерты, романсы и симфонии. Мои грезы и чаяния, такие нежные и растрепанные, так давно хранились в секрете, что явить их миру было для меня невыносимо.
– Лизель, – Кете подергала меня за рукав, – Лизель, все хорошо?
– Как… – хрипло прокаркала я. – Как ты…
Сестра смутилась.
– Однажды я случайно обнаружила под кроватью твою шкатулку с сочинениями. Клянусь, у меня и в мыслях ничего плохого не было! – поспешно добавила она. – Я просто уронила пуговицу и… – Взглянув мне в лицо, Кете осеклась.
У меня тряслись руки. Да как она посмела? По какому праву влезла в мои самые сокровенные мысли и обнажила их перед своим любопытным взором?
– Лизель? – Кете забеспокоилась не на шутку. – Что с тобой?
Я не отвечала. Просто не находила в себе сил, ведь сестра все равно не поняла бы, насколько глубоко нарушила мои границы. Музыкальных способностей у Кете не было ни на гран – почти смертный грех в такой семье, как наша. Я развернулась и зашагала к рынку.
– Что я такого сказала? – Сестра бросилась меня догонять. – Наоборот, думала, тебе будет приятно! После того, как Йозеф уедет, папа мог бы… Я имею в виду, мы все знаем, что ты почти так же талантлива…
– Хватит уже! – Слова выстрелили в осеннем воздухе, а мой ледяной