Каждый мустанг может.
– Скакать не может, – ответил шериф. – Не умеет развить большой скорости, но когда набирает свой темп, может поддерживать его хоть целый день. Тогда она думает, что как птица плавает в воздухе и вам все равно, ехать на ней вверх или вниз по склону. Для Монти это не имеет значения.
– Вы продаете ее? – поинтересовался Дэвон.
Шериф серьезно посмотрел на Дэвона:
– А вам нужна лошадь?
– Не совсем так, – замялся Дэвон. – У меня есть лошадь, которая меня вполне устраивает. Но эту вы продаете?
Нэксон вздохнул и, прикрыв глаза, сообщил:
– Три раза! Три раза я пытался ее продать и каждый раз выходил из себя, потому что никто не захотел с ней связываться.
– А что в ней плохого?
– Заскоки. У нее полно заскоков. Их невозможно выправить, как нельзя прогладить утюгом кудрявые волосы, могу поклясться.
– Может быть, так бывает только по утрам? – предположил Дэвон. – Многие хорошие лошадки нуждаются в том, чтобы их разогрели.
– Для нее время суток ничего не значит, – объяснил шериф. – Любое одинаково. Но вот места значат гораздо больше. Если она идет по краю крутого обрыва, где нельзя поставить две ноги сразу, то это для нее просто пара пустяков. И если вы заведете ее на верх крутого склона и пустите вниз со скоростью шестьдесят миль в минуту, то это будет как раз то место, где она себя покажет. Потому что будет представлять себя птицей и начнет демонстрировать, как легко передвигается, будто по воздуху. – Шериф вздохнул и, горько покачав головой, поделился: – Я даже поседел с тех пор, как у меня эта лошадь.
– И как долго она у вас? – полюбопытствовал Дэвон.
– Да уж скоро двенадцать лет.
Дэвон подавил улыбку:
– И она ни разу не пригодилась вам или вы ей?
– Мы не подходим друг другу, – мрачно заявил Нэксон. – Не можем быть вместе. У нас разные вкусы. Не то чтобы она хоть раз сбросила меня. Нет, но во всем мире не найдется такого умельца, который не уступил бы ей дорогу, когда она упрется носом в хвост его лошади. Его лошадь все равно останется позади, и не важно, какой она породы – испанской или чистокровной английской, ей все равно. Но она и я – мы не подходим друг другу. Мы не… как это говорят на суде, когда разводятся? Забыл это выражение. Вот почему я все время жду, может быть, найдется кто-нибудь, кто захочет купить эту старую лошадь?
– Какой-нибудь конокрад или угонщик скота, конечно, может купить, – предположил Дэвон. – Им нужны такие лошади, чтобы перегонять их в другой конец страны.
– Вот я и хочу найти такого конокрада или угонщика скота. И не стану продавать ему эту лошадь. Просто подарю ему мою Монти и пожелаю никогда не оказаться в тюрьме, потому что страдания, которые он испытает, сев на нее верхом, не могут сравниться ни с какой тюрьмой. А может быть, вы пришли, чтобы нарисовать ее? – вежливо осведомился Нэксон.
– Я пришел совсем по другому поводу, – признался Дэвон. – Пришел сказать вам, шериф, что Берчард собирается содрать с меня скальп. – Он подождал, чтобы эта бомба произвела нужный эффект, но шериф только кивнул и улыбнулся так,