Встречал ее где&то по молодости, а после того забыть не мог, всю жизнь в сердце таил… Говорили, краса писаная, а привел – страх божий… Возле себя держит, не отпустила. Ну, а Бочка&то совсем худой стал, и так заговаривался, ныне же и вовсе мелет что ни попадя… А по-за Обью странников почти не осталось, боятся ходить. Говорят, тамошние кержаки выдавать стали наших, и меня еще на Увале предупредили… Да ничего, встретили… Разбогатели они там, клюкву собирают и сдают, денег много стало, и мне давали. Мол, не бей ноги, иди до Угута, оттуда самолеты летают, садись да лети. Только паспорт надо… Я уж ничего не сказала, лыжи новые у них взяла, мои совсем сшоркались, денег на автобус сами пожертвовали…
Вавила что&то вспомнила, задумалась, взяла цветы с колен, полюбовалась, прижала к лицу.
– Розы… Помню, ты мне дарил. Только те белые были.
И надолго замолчала, опустив глаза…
Темно-синее платье из домотканого полотна было с высоким и глухим стоячим воротом, скрывавшим шею, и по нему к груди и плечам растекался вышитый замысловатый узор – что&то вроде арабского орнамента, наверняка срисованного с книжных заставок. Космач ощутил желание прикоснуться к ней, тронуть влажные волосы на плече, руку, но она угадала его чувства, смутилась еще больше.
– Что так смотришь, Юрий Николаевич? – впервые назвала его настоящим именем.
– Отвык от тебя, боярышня. – Он отодвинулся подальше вместе с табуретом. – Давай-ка пировать! Сейчас я поставлю варить пельмени, и мы с тобой выпьем за встречу! Скоро утро на дворе, а мы сидим…
– Ой, да что ты говоришь&то, Ярий Николаевич? – устрашилась. – И не думай даже! Зелья в рот не возьму!
– Это шампанское…
– Лучше фрукты поем! Да вот еще маслины…
Вкусы у нее были неожиданные для староверки-скитницы и оригинальные. Если кто&то из странников заходил к Космачу, тот обязательно посылал Вавиле баночку маслин. Она ела их по одной ягодке в день, растягивая удовольствие, а косточки садила в землю или горшочки, пытаясь вырастить оливковое дерево…
Космач вскипятил на плитке воду, засыпал пельмени, и когда вернулся, боярышня с детской непосредственностью играла гроздью винограда.
– А ты давно ли здесь живешь? – спросила невзначай.
– Седьмой год пошел…
– Значит, Наталья Сергеевна с тобой из города не пошла?
– Опять ты за свое, Вавила Иринеевна! – шутливо заругался он. – Я тебе много раз говорил, она мне не жена. Мы вместе работали.
Непонятно было, удовлетворил ее такой ответ или просто решила уйти от неприятного ему разговора.
– Росли бы у нас такие сладкие ягоды, – сказала с неожиданной грустью, рассматривая виноград. – А то все клюква да брусника, как ни морозь, все горько. И цветы такие не цветут… Все у тебя так красиво! Виноград какой, а маслины так и есть&то жалко.
Спохватилась, что много говорит пустого, достала и подала скомканную бумажку.
– Анкудин… С Красного Увала послал. Для лодки ему надо.
На клочке