семьей так внезапно сгустились черные тучи. Эта темнота подступала все ближе, давила на нее. Грациелла тяжело вздохнула:
– Константино хочет увидеться с тобой снова. Поскольку у тебя нет никого, с кем он мог бы поговорить, решать придется тебе самой.
Она приписала румянец на щеках девушки, учащенное дыхание и упорное молчание смущению и ободряюще улыбнулась:
– Ты еще совсем молода и нуждаешься в покровительстве взрослого человека. Мой сын хочет, чтобы ты знала: его намерения честны. Разумеется, никакого окончательного решения не может быть до возвращения моего мужа. А до тех пор ты желанная гостья на вилле.
София так ничего и не сказала в ответ. Ей захотелось плакать, когда Грациелла обняла ее и погладила по голове:
– Он хороший мальчик, только очень стеснительный. Возможно, когда вы узнаете друг друга получше…
И вдруг София приникла к ней с такой силой, что почувствовала запах духов и мягкий бархат траурного платья на щеке. В этом движении было столько отчаяния, что Грациелла сначала насторожилась, но потом приласкала девушку и посмотрела ей прямо в глаза.
– В этом доме было столько горя, София, – сказала она, целуя девушку в щеку. – Я буду молить бога, чтобы ты нашла в нем только счастье.
Такого поворота событий она не ожидала. За ней, Софией Висконти, решил ухаживать старший сын дона Роберто Лучано. Если она захочет, ей ничего не стоит войти в эту семью, стать одной из Лучано, о чем она всегда мечтала. Ее сын – единственное препятствие, которое стоит у нее на пути и может разрушить ее блестящее будущее.
София вылезла из постели, разделась и подошла к зеркалу, чтобы хорошенько разглядеть, не осталось ли следов… Ее тело было прекрасно и безупречно, кожа чиста и шелковиста, талия по-девичьи тонка. Ничто не указывало на то, что она уже мать. Она стояла перед треснувшим зеркалом, проводя рукой по животу и бедрам, и неожиданно упала на колени и стала шептать молитву. Никогда в жизни из ее сердца не исходила такая жаркая молитва, даже тогда, когда она так хотела, чтобы Майкл к ней вернулся. Она молилась о том, чтобы никто не предал ее, перебирая в руке четки как одержимая.
Молитвы не спасли ее от кошмарного сновидения. Ей казалось, что она слышит плач своего сына, видит его лицо, маленькие ручки, которые тянутся к ней. София проснулась в холодном поту. Она заплакала, укоряя себя и одновременно убеждая в том, что наступит день, когда она расскажет Константино о своем сыне, о Майкле.
Наутро она сожгла свой дневник. Фотографии сына у нее не было, и она не сомневалась, что в Палермо никто не знал ни о ее беременности, ни о романе с Майклом.
София пересчитала свои сбережения и, вместо того чтобы приняться за работу, отправилась в город. Потратив полдня и исходив с десяток магазинов, она купила два платья, недорогих, но приличных – как раз то, что нужно. Она должна выглядеть невинной, скромной и в то же время благородной девушкой. Никогда прежде София не ощущала себя настолько уверенной в себе. Явившись в отель, она заявила хозяину, что