за свои воспоминания далеко не сразу. Они написаны мной в течение 1929–1930 гг. Принимаясь за них, я исходил из того, что ряды современников, ближайших свидетелей внутренней жизни преобразованного Государственного совета и активных участников в ходе работы его за период нашей кратковременной конституционной эры, быстро редеют. Голоса их не слышно. Между тем для будущего историка правдивое сказание о том, чем был и какую роль в действительности играл преобразованный Государственный совет в строю наших конституционных учреждений, несомненно, будет иметь значение. Государственным советом вообще мало интересовались, а внутренняя жизнь его составляет до сих пор для широких кругов русской общественности в полном смысле слова terra incognita[181].
Я поставил себе задачей в меру моих сил восполнить этот пробел. Насколько мне это удалось и насколько в моем повествовании соблюдено должное беспристрастие, судить не мне.
Предисловие (2-й вариант)
Настоящие воспоминания намеренно озаглавлены мной «Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.». Воспоминания не претендуют ни на полноту, ни на абсолютную протокольную точность. Последняя исключается уже тем, что я никогда не вел никаких дневников и не располагал при писании своих воспоминаний никакими материалами. Все материалы, которые в свое время в изобилии находились в моих руках, не исключая стенографических отчетов заседаний Государственного совета, при бегстве моем из Петрограда в Финляндию в феврале 1920 г. поневоле были брошены на произвол судьбы. Пришлось полагаться исключительно на свою память. В общем и целом она мне, смею думать, не изменила. Но, конечно, отдельные мелкие фактические погрешности этим не устраняются. За всякие указания на них я буду премного благодарен.
По условиям эмигрантской жизни я имел возможность приняться за свои воспоминания далеко не сразу. Они написаны мной в течение 1929/30 гг. Принимаясь за них, я исходил из того, что ряды современников, ближайших свидетелей внутренней жизни преобразованного Государственного совета и активных участников в ходе работы его за период нашей кратковременной конституционной эры, быстро редеют. Голоса их не слышно. Между тем для будущего историка правдивое сказание о том, чем был и какую роль в действительности играл преобразованный Государственный] совет в строю наших конституционных учреждений несомненно будет иметь значение. Государственным советом вообще мало интересовались, а внутренняя жизнь его составляет до сих пор для широких кругов русской общественности в полном смысле слова terra incognita[182]. Я поставил себе задачей в меру своих сил восполнить этот пробел. Насколько мне это удалось и насколько в моем повествовании соблюдено должное беспристрастие, судить не мне. Могу сказать только одно[183], я всемерно старался не забывать о мудром старом изречении: Homo sum, humani nihil a me alienum puto[184].
Сложное было время, сложная обстановка, сложная психология всех нас, современников, причудливо перемешались события и лица, которых мне приходится касаться в моих воспоминаниях. Слишком глубокие