нас для вас особый гость, который хочет поговорить с вами, Томас…
Он открывает рот и снова закрывает его. В самом деле? Особый гость? Неужели она… неужели это Дженет?
3
134 фута над уровнем моря
«Это телефон бабушки», – кричит Джеймс.
Затем: «У меня нет чистой рубашки».
И еще: «У нас сегодня физкультура, где моя форма?»
И в довершение: «Я ненавижу бутерброды с ветчиной. Можно я съем школьный обед?»
Глэдис сидит в своем кресле у камина, в маленькой гостиной дома номер 19 на Сантус-стрит в Уигане, любуясь своим длинным розовым стеганым халатом. Он похож на стеганые одеяла, которые они в старые времена называли «континентальными». Глэдис задумывается – почему? Потому что они пришли с Континента? А зачем они были им там нужны? Разве на Континенте не всегда тепло? Или только в тех местах, куда люди обычно ездили, когда говорили, что отправляются «на Континент»? Бенидорм и тому подобное?
Джеймс стоит в дверях кухни – без рубашки, с поднятыми руками, словно умоляя кого-нибудь что-нибудь предпринять и упираясь белыми костлявыми локтями в дверной косяк. Он ведь так схватит жуткую простуду, разгуливая практически без одежды в самый разгар января. Глэдис задумывается на мгновение, что она могла бы попытаться чем-то помочь. В конце концов, это же ее телефон звонит – Джеймс абсолютно прав. Правда, звук раздается очень глухо, как будто из ведра, опущенного в колодец. Просто поразительно, что теперь, оказывается, можно делать: Джеймс поставил на ее телефон старую песню вместо обычного звонка. Это «Diamonds and Rust» Джоан Баэз – одна из ее самых любимых, – хотя от нее Глэдис почему-то становится грустно. Возможно, потому, что она навевает воспоминания о прежних временах – а это, в сущности, единственное, что осталось у Глэдис. Вдруг ей вспоминается нечто совершенно ни с чем не связанное, но это важный факт, который, как ей кажется, стоит помнить. «Уиган находится на высоте сто тридцать четыре фута над уровнем моря».
Джеймс громко вздыхает и продолжает стоять с перекрученными руками, глядя на свои локти.
– Элли! – кричит Глэдис из своего кресла. – Джеймсу нужно… что-то надеть. Я поглажу его рубашку.
Сверху доносится приглушенный возглас. Джеймс… Глэдис цокает языком, поглядев на его волосы – слишком длинные кудри для десятилетнего мальчика, – и в конце концов поднимает с кресла свое тщедушное тело. Гостиная очень маленькая: только кресло, диван и телевизор, и дверь на кухню, где находится лестница. За диваном стоит пластиковая корзина с горой выстиранной одежды, сложенной в шаткую башню. Рядом установлена гладильная доска, стоящая там месяцами. Вернее, всегда. Глэдис копошится в куче одежды, отыскивает белую рубашку и включает в розетку утюг.
– Я дам тебе шиллинг на обед.
Джеймс закатывает глаза и тоже роется в корзине с бельем, вытаскивая оттуда шорты и футболку для регби.
– Тебе это тоже погладить? – спрашивает Глэдис.
Джеймс запихивает спортивную форму в свою сумку.
– Не